- Евангелическое общество отказалось направить Винсента в Боринаж. Снова - в 
который 
раз - рухнули его надежды. Винсент был совершенно подавлен. Его отец примчался 
в 
Брюссель. Но Винсент уже взял себя в руки. Он быстро оправился от отчаяния. 
Напротив, 
неожиданный удар вызвал у него прилив решимости. И он твердо отказался 
последовать за 
отцом в Голландию. Что ж, раз его отвергли, он вопреки решению Евангелического 
общества, 
на свой страх и риск поедет в Боринаж и, чего бы это ему ни стоило, выполнит 
миссию, о 
которой так страстно мечтал.
     Покинув Брюссель, Винсент направился в район Монса и, поселившись в 
Патюраже, в 
самом сердце шахтерского края, сразу принялся за работу, которую не захотели 
ему 
поручить. 
Готовый безраздельно служить людям, он проповедовал учение Христово, навещал 
больных, 
преподавал детям катехизис, учил их читать и писать, трудился, не щадя своих 
сил.
     Кругом - бескрайняя равнина, где высятся одни лишь подъемные клети 
угольных 
шахт, 
равнина, усеянная терриконами, черными грудами пустой породы. Черен весь этот 
край, 
неразрывно связанный с трудом в чреве земли, или, вернее, он весь в сером цвете,
 
в грязи. 
Серое небо, серые стены домов, грязные пруды. Одни лишь красные черепичные 
крыши 
несколько оживляют это царство мрака и нищеты. В промежутках между горами 
пустых 
пород 
кое-где еще сохранились клочки полей, пятна чахлой зелени, но уголь понемногу 
заполняет все; 
волны этого окаменевшего океана сажи вплотную подступают к тесным садикам, где 
в 
теплые 
дни робко тянутся к солнцу хилые, пыльные цветы - далии и подсолнухи.
     Кругом - люди, которым Винсент хочет помочь словом, шахтеры с костлявыми, 
изъеденными пылью лицами, обреченные проводить весь свой век с отбойным 
молотком 
и 
лопатой в руках во чреве земли, видеть солнце лишь раз в неделю - по 
воскресеньям; 
женщины, тоже порабощенные шахтой: широкобедрые откатчицы, толкающие вагонетки 
с 
углем, девчушки, с малых лет работающие на сортировке угля. Господи, господи, 
что сделали с 
человеком? Точно так же, как два года назад в Уайтчепеле, Винсент потрясен 
человеческим 
горем, которое он воспринимает, как свое собственное, острее, чем собственное. 
Ему больно 
видеть сотни мальчуганов, девчушек, женщин, изнуренных тяжким трудом . Больно 
видеть 
шахтеров, каждый день; в три часа утра спускающихся со своими лампами в забой, 
чтобы 
выйти оттуда лишь спустя двенадцать-тринадцать часов. Больно слушать их 
рассказы 
о своей 
жизни, о душных забоях, где им часто приходится работать, стоя в воде, между 
тем 
как по 
груди и лицу градом стекает пот, об обвалах, постоянно угрожающих смертью, о 
нищенском 
заработке. Много лет уже не было таких скудных заработков, как теперь: если в 
1875 году 
горняки получали по 3,44 франка в день, то в нынешнем, 1878 году их заработок 
составляет 
всего лишь 2,52 франка. Винсент жалеет даже слепых кляч, глубоко под землей 
перевозящих 
вагонетки с углем, - им суждено сдохнуть, так и не побывав на поверхности. Все, 

что видит 
Винсент, причиняет ему боль. Охваченный бесконечным состраданием, он рад 
малейшей 
возможности служить людям, помогать им, служить, отдавая всего себя, совсем 
позабыв о себе.