Здесь он проводил долгие часы в обществе другого служащего галереи, 
восемнадцатилетнего 
англичанина Гарри Глэдуэлла, с которым подружился за чтением и комментированием 

Библии. 
Толстый черный фолиант времен Зюндерта вновь занял место на его письменном 
столе. Письма 
Винсента к брату, письма старшего к младшему, напоминают проповеди: "Я знаю, 
что 
ты 
разумный человек, - пишет он. - Не думай, будто все  хорошо, научись 
самостоятельно 
определять, что относительно хорошо, а что скверно,  и пусть это чувство 
подскажет тебе 
верный путь, благословенный небом, - ибо все мы, старина, нуждаемся в том, 
чтобы 
нас вел 
Господь". 
     По воскресеньям Винсент посещал протестантскую или англиканскую церкви, а 
иногда и 
ту и другую и пел там псалмы. С благоговением слушал он проповеди священников. 
"Все 
глаголет о благости тех, кто возлюбил Господа" - на эту тему однажды произнес 
проповедь 
пастор Бернье. "Это было величественно и прекрасно", - взволнованно писал брату 

Винсент. 
Религиозный экстаз несколько смягчил боль неразделенной любви. Винсент ушел от 
проклятия. 
Он избежал одиночества. Во всякой церкви, как и в молельне, беседуешь не только 

с богом, но 
и с людьми. И они согревают тебя своим теплом. Он больше не должен вести 
нескончаемый 
спор с самим собой, единоборствовать с отчаянием, безвозвратно отданный во 
власть темных 
сил, пробудившихся в его душе. Жизнь снова стала простой, разумной и благостной.
 
"Все 
глаголет о благости тех, кто возлюбил Господа". Достаточно в страстной мольбе 
воздеть руки к 
христианскому богу, зажечь пламя любви и в нем сгореть, чтобы, очистившись, 
обрести 
спасение.
     Винсент весь отдался любви к богу. В те времена Монмартр с его садами, 
зеленью и 
мельницами, со сравнительно малочисленными и тихими обитателями еще не утратил 
сельского облика. Но Винсент не видел Монмартра. Взбираясь вверх или спускаясь 
вниз по его 
крутым, узким, полным живописной прелести улочкам, где била ключом народная 
жизнь, 
Винсент ничего не замечал вокруг. Не зная Монмартра, он не знал и Парижа. 
Правда, он 
по-прежнему интересовался искусством. Он побывал на посмертной выставке Коро - 
художник как раз скончался в тот год, - в Лувре, Люксембургском музее, в Салоне.
 
Он 
украсил стены своей комнатки гравюрами Коро, Милле, Филиппа де Шампеня, 
Бонингтона, 
Рейсдаля, Рембрандта. Но его новая страсть сказалась на его вкусах. Главное 
место в этом 
собрании занимала репродукция картины Рембрандта "Чтение Библии". "Эта вещь 
побуждает к 
раздумью", - с трогательной убежденностью уверяет Винсент, цитируя слова 
Христа: 
"Где 
двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них". Винсента снедает 
внутренний огонь. 
Он создан, чтобы веровать и гореть. Он обожал Урсулу. Обожал природу. Обожал 
искусство. 
Теперь он обожает бога. "Чувство, даже тончайшее чувство любви к прекрасной 
природе, - 
совсем не то, что религиозное чувство", - заявляет он в письме к Тео, но тут же,
 
охваченный 
сомнением, снедаемый и раздираемый кипящими в нем страстями, рвущейся наружу 
любовью 
к жизни, добавляет: "хотя я полагаю, что оба эти чувства тесно связаны". Он без 

устали