Как бы там ни было, Сезанн попадет в Люксембургский музей. Академисты 
удовлетворились тем, что отвергли "Букет роз" и "Отдыхающих купальщиков", 
приняв 
вопреки всему два сезанновских полотна: "Эстак" и "Ферму в Овер-сюр-Уаз"[172 - 
Дега оказался единственным художником, у кого официальные лица приняли все его 
работы, то есть семь пастелей, каждая из них была оценена в среднем в 4070 
франков. У Моне из 16 полотен было принято 8 (средняя оценка каждого 5750 
франков); у Писсарро из 18 было принято 7 (средняя оценка каждого 1857 
франков); 
у Сислея из 9 было принято 6 (средняя оценка каждого 1333 франка); у Мане взяли 

два полотна: "Балкон" и "Ангелина" (обе картины оценены в 13 тысяч франков), но 

отвергли "Партию в крокет". Работы Сезанна оценили ниже всех принятых музеем 
полотен - по 750 франков каждое. Полотно "Отдыхающие купальщики", в свое время 
преподнесенное художником Кабанеру (см. третью часть главы III), ныне находится 

в Америке в коллекции Барнса.].

Это дало повод к скандалу. Жером и другие профессора Школы изящных искусств 
стали угрожать отставкой, заявив, что больше "не смогут" преподавать живопись, 
ибо принятые в музей картины можно считать насилием над законами искусства"[173 

- Табаран.]. Но именно этот скандал побуждает Воллара еще внимательнее 
прислушаться к словам тех, кто настойчиво советовал ему решиться устроить 
выставку работ Сезанна.

Не настал ли час принять окончательное решение?

И Воллар, неторопливо, как все, что он делает, начинает разыскивать экского 
художника, не имея понятия, где в данное время находится Сезанн. Не знает об 
этом и Писсарро, предложивший Воллару для будущей выставки несколько 
собственных 
"Сезаннов". Создавшееся положение не отпугивает Воллара. Он любит интригующие 
неожиданности и пикантные истории, связанные с судьбой художников. Проведав, 
что 
Сезанн еще недавно работал в лесу Фонтенбло, Воллар направился туда. И напал на 

след Сезанна, приведший его сперва в Авон, а затем и в Фонтенбло. Там ему 
сообщили, что Сезанн возвратился в Париж, но записать его адрес попросту забыли.
 
Единственное, что запомнили, - название улицы, которая "носит имя святого в 
соединении с именем животного".

Быть может, это улица Лион-Сен-Поль[174 - Лион - по-французски лев. (Прим. 
перев.)]? Воллару повезло. Решив обойти один за другим все дома на этой улице, 
он находит в доме № 2 квартиру художника. Выясняется, что Сезанн еще в июне 
уехал в Экс. Но сын художника, живущий здесь с матерью, обещает немедленно 
уведомить отца о намерениях торговца картинами. Спустя несколько дней молодой 
Сезанн приносит в лавку на улице Лаффитт письменное согласие отца. Вслед за 
этим 
Воллар получает от художника сто пятьдесят полотен - все без подрамников и в 
свернутом виде[175 - Неизвестно, при каких обстоятельствах эти полотна перешли 
к 
Воллару.].


* * *

Предложение Воллара ничуть не взволновало Сезанна. Он по-прежнему ведет 
одинокий 
образ жизни в своем родном Эксе, изредка встречается со старыми друзьями - с 
Амперером и Солари.

Ни Амперер, ни Солари не преуспели в жизни. Неисправимый человек богемы, Солари 

работал то тут, то там - в Лионе, в Блуа, в Тарасконе, в Реймсе. Проекты, один 
грандиознее другого, завладевают его пылким воображением, но чаще всего он 
предается мечтам. Несколько эскизов, несколько макетов, и Солари переходит на 
другое. "Я работал по-роденовски еще до Родена", - любил говорить он. Возможно! 

Но предпочитал лепить что-то неопределенное, напоминающее облака, облекая в 
такую форму свои грезы. В Солари нет ничего от тех зодчих, кто упорно, изо дня 
в 
день, камень за камнем воздвигают порожденные их фантазией храмы. Уединившись в 

Эксе, Солари живет в каком-то подобии сарая - бывшей пристройке к гостинице 
Любьер на улице Лувра; этот сарай художник с грехом пополам приспособил под 
мастерскую.