теперь от импрессионизма! Строгость, скупость, текучая музыка объемов, 
красочных 
форм и плоскостей, постепенно отступающих в глубину, отличают его полотна. 
Сезанн вырывает предметы из потока времени, чтобы вернуть их вечности. Мир 
застыл. Ни дуновения. Вода и листва будто спят каменным сном. Вокруг ни следа 
человеческой жизни. Тишина. Несказанность. "Меня всегда влекли к себе небо и 
безграничность природы..." - говорит Сезанн.

Дни летят, но он этого не замечает. Год 1883-й тоже промелькнул как сон. Этим 
летом Сезанн пробыл несколько недель в Жа де Буффане. В ноябре он возвратился 
на 
зимнюю квартиру в Эстак, куда вскоре приехала мать. Ничто больше не нарушает 
однообразного течения времени. Иногда Сезанн навещает Монтичелли, но 
марсельский 
художник внезапно потерял свое жизнелюбие и увлеченность работой: смерть матери 

повергла Монтичелли в глубокую печаль; здоровье его пошатнулось. С беззаботными 

прогулками покончено! В конце декабря Сезанна, в свою очередь, навестили 
проездом в Париж Моне и Ренуар, возвращавшиеся с итальянского побережья.

Несколько позднее, в феврале, Валабрег просит Сезанна приехать к нему в Экс. 
"Мы 
вместе прогулялись по городу, вспомнили кое-кого из знакомых, но ничто нас при 
этом не волновало!" - восклицает Сезанн. Он одинок. Старые привязанности отошли 

в прошлое. Вильевьей, испытывающий отвращение к картинам своего младшего 
собрата, смотрит на Сезанна только свысока. Остальные, разумеется, любезны, но 
их сочувственные взгляды выводят его из себя. Впрочем, что мог бы он сегодня 
сказать этим людям! О чем мог бы беседовать с этим Виктором Лейде? Уже три года,
 
как этот человек состоит депутатом Экса и совершенно поглощен политикой. 
Единственный, с кем, пожалуй, можно было бы поддерживать отношения, это Нума 
Кост. Увы, того не интересует Сезанн. После неожиданно свалившегося наследства 
- 
кто-то из друзей отписал Косту сто тысяч франков "на память и в доказательство 
уважения" - он ушел из армии и поселился в Эксе купив по дороге в Ламбеск 
деревенский домик, а против собора Сен-Совер довольно красивый особняк. Кост 
заполняет свой досуг учеными трудами, пишет политические и научные статьи для 
местных газет. Он продолжает заниматься живописью; его полотна приняты в Салон. 

Страстный поклонник Золя, Нума Кост поддерживает с писателем оживленную 
переписку, строчит рецензии на каждую его работу, снабжает его оливковым маслом.
 
Кост по поручению Золя роется в антикварных лавках и в лавках с разным 
старьем[128 - Золя дошел до того, что просил Коста разыскать ему портшез 
Людовика XV или Людовика XVI. "Мне нужен очень красивый, покрытый лаком Мартена 

*, позолоченный или расписной".* Мартен Джон - английский художник и гравер 
(1789- 1854). (Прим. перев.)]. Но встречаться с Сезанном!..

Сезанн одинок Книги Золя по-прежнему единственные вестники, доходящие до него 
извне. "Благодарю тебя за присланную книгу, - пишет он другу, - за то, что не 
забываешь меня в моем уединении". Одиночество тяжелым грузом ложится на сердце 
Сезанна. Он работает в пустыне. Никого вокруг. Некому довериться, не с кем 
поговорить в минуту тоски. Ни отец, ни мать, ни сестры, ни Гортензия не 
понимают 
его живописи и того маниакального бессмысленного упорства, которое заставляет 
его продолжать свою всеми презираемую работу. Он одинок. Думая иногда о Гойе и 
герцогине Альба, Сезанн вздыхает. Он, видимо, будет лишен всего, даже женской 
любви, той любви, что своей нежностью, теплым участием помогает побороть 
превратности судьбы, переносить неудачи, - любви, воодушевляющей на победы, 
придающей силы, неустанно побуждающей к действию, заставляющей верить в будущее.


Гортензия недовольна, ей надоело жить в Провансе; она позирует только во 
избежание семейных сцен. Целыми часами сидеть неподвижно - о нет! - это ее не 
привлекает. Тем более что Сезанн - господи, и зачем только эти муки! - 
категорически запрещает ей пошевелиться, сделать малейшее движение, чтобы 
передохнуть. "Уподобься яблоку! Разве яблоко шевелится?" - орет он.

Какое гнетущее одиночество! Сезанн еще раз пытается разорвать замкнувшийся круг.
 
Еще раз решается привлечь Гийеме посредником, просить его содействия в деле с 
портретом, который художник послал в Салон на рассмотрение жюри. К сожалению, 
право "на милосердие", которым Гийеме и остальные пользовались два года, 
отменено. Гийеме ничего не мог сделать, жюри отвергло полотно Сезанна.

Но, как ни изолирован Сезанн, он не прекращает трудолюбивых поисков. Пейзажи 
Эстака, "Купальщицы", портреты - Гортензии, сына, автопортрет, - натюрморты,