1878 год. В начале ноября Гортензии понадобилось спешно вернуться в Париж[112 - 

Причина столь срочного отъезда Гортензии в Париж неизвестна. "У Гортензии, - 
написал Сезанн Золя, - какая-то интрижка в Париже! Я не могу довериться бумаге, 

расскажу тебе, когда увидимся, впрочем, ничего особенного".]. Сезанн снова 
вынужден одолжить у Золя 100 франков, - целый месяц, до середины декабря, он 
держит у себя в Эстаке маленького Поля.

Сезанн живет в постоянной тревоге, как бы отец не нагрянул к нему. Луи-Огюст, 
плененный молодой красоткой, забыв на какое-то время о сыне, сейчас снова 
берется за него. Погода ужасная - ветер, небо свинцовое, море бушует, - Сезанн 
не Может работать. Он сидит дома и добросовестно, как все, что делает, читает 
"Историю живописи в Италии" Стендаля. Маленький Поль отбился от рук, "он стал 
совершенно несносен", - с нежностью говорит Сезанн.

Наконец Гортензия возвратилась. Погода улучшилась Семейная буря тоже улеглась. 
Сезанн берется за кисть.

"Ты прав, - пишет он Золя, - здесь чудесные виды. Но их надо уметь передать на 
полотне. В моих ли это силах? Слишком поздно я по-настоящему увидел природу, 
что, однако, не мешает мне испытывать к ней большой интерес".

Смирение. Грусть.

Через несколько дней, 19 января, Сезанну исполнится сорок лет.




V. Смирение


Кто дал бы мне крылья, как у голубя? Я улетел бы и успокоился бы. Далеко 
удалился бы я и оставался бы в пустыне!

    Псалом LIV, 7 - 8

В марте, к моменту возвращения Сезанна в Париж, в группе его друзей-
импрессионистов произошел раскол.

Ренуар и Сислей решили попытать счастья и попасть в Салон. Тем самым они 
добровольно отказались от участия в импрессионистической выставке - четвертой 
по 
счету, которая в скором времени должна открыться на авеню де л'Опера; поскольку 

некоторые члены группы в этом пункте непримиримы, то принимать участие в 
выставке и одновременно посылать полотна жюри Салона нельзя: это равносильно 
предательству.

Сезанна такое решение ничуть не огорчает. Если он хочет добиться принятия своих 

картин в Салон, то ему следует поостеречься и не выступать в нынешнем году 
вместе с импрессионистами. Это ему ясно. Он не желает рисковать и не пошлет ни 
одного полотна на выставку, дабы не уронить себя в глазах жюри. Когда Писсарро 
настойчиво напоминает ему о выставке, Сезанн торопится объяснить свой поступок 
"трудностями, что могут возникнуть в связи с посылкой его картин в Салон", и 
лаконично отклоняет приглашение.

Одновременно он не без задней мысли наносит "короткий" визит Гийеме, который 
ценою всяческих уступок занял положение в мире официального искусства и стал 
членом жюри Салона. Подавив стыд, Сезанн просит Гийеме поддержать его перед 
жюри 
- этими "судьями с черствыми сердцами".

Поступок невероятный, тем более что Сезанн не питает никакого уважения к 
легковесным работам Гийеме и, видимо, не скрывает этого. Сезанн на это просто 
не 
способен. Поступок вынужденный, более того, унизительный, но сейчас Сезанн 
готов 
на все, только бы его, наконец, приняли в Салон, хотя он саркастически называет 

его "Салон Бугро". Художник, конечно, надеется, что появление его во Дворце 
промышленности - звонкая пощечина Академии! - будет истолковано как признание 
его работ, как пересмотр отношения к нему. Он готов на все, разумеется, кроме 
тех уступок и той покорности, которые вглазах жюри являются самым надежным 
пропуском в Салон. Добрейший весельчак Гийеме, всегда такой услужливый, обещает 

Сезанну защищать его.