плане - парусник, переполненный зрителями; одна из их голов увенчана его 
собственным цилиндром. Он работает вдохновенно, и уже 15 июля Кадар выставляет 
картину в витрине на улице Ришелье.

Удавшаяся "Битва "Кирсэджа" и "Алабамы" еще очевиднее выявляет для Мане 
недостатки "Эпизода".

И вот наступает момент, когда он не в силах более сдерживаться. Разрезав 
полотно 
перочинным ножом, оставляет только два фрагмента: вид арены около амфитеатра и 
фигуру убитого тореро - все остальное уничтожает[142 - Первый фрагмент ("Бой 
быков") вошел в коллекцию Фрик в Нью-Йорке; второй ("Мертвый тореро") - в 
Национальную галерею искусств Вашингтона.].

Пока Мане жил в Шербуре, Бодлер сражался за него в Брюсселе.

Надежды, увлекшие поэта в Бельгию, лопнули как мыльный пузырь. Он рассчитывал 
собрать своими выступлениями большую аудиторию - он вещал перед пустыми 
стульями. "На этих вечерах, - говорит он сардонически, пытаясь обмануть самого 
себя, - можно было лопнуть от смеха". Неудачи подкосили его. Ему необходим кто-
то, на кого бы он мог излить свою желчь - при мыслях о неудавшейся жизни она 
просто его переполняет. Он обвиняет бельгийцев во всех смертных грехах. Они 
"глупые, лгуны, воры, - пишет он Мане 27 мая. - Я стал жертвой самого наглого 
мошенничества. Обман здесь - правило и бесчестьем не считается... Никогда не 
верьте тому, что вам будут говорить о бельгийском простодушии. Хитрость, 
недоверчивость, деланная приветливость, грубость, обман - да, это есть". Но он 
вскоре отомстит за себя. Он "донага разденет" эти грязных бельгийцев, напишет о 

них ужаснейшую книгу. Если бы он только мог создать ее - не просто книгу, нет 
книгу - позорный столб! Но он не может. Сварливые, злые заметки, потоки желчи - 

вот все; по-настоящему приступить к работе над книгой, а не мечтать о ней - это 

на сегодня выше его воли. Бессильный гнев. Напрасно он обольщается, бранится и 
спорит сам с собой, он знает, что мертв или почти мертв для творческой жизни, и 

это мучает его. К тому же мучает болезнь. Он страдает от болей в сердце, Б 
желудке. Ни малейшей передышки.

В таком тяжелом состоянии, вернувшись вечером 15 июня в отель "Гран-Мируар" на 
улице Монтэнь, Бодлер пробегает страницы "L'Independance belge" и находит там 
фельетон о Салоне - и о Мане, - подписанный именем Вильяма Бюргера.

За этим псевдонимом стоит один из французских изгнанников после революции 1848 
года - Теофиль Торе. После амнистии 1859 года Торе возвратился во Францию и с 
тех пор, сохранив псевдоним, под которым скрывался в изгнании, продолжает 
сотрудничать в бельгийских газетах. Суждений, публикуемых им по поводу 
искусства 
Мане, было бы вполне достаточно для доказательства его вкуса и проницательности.
 
Он не поддерживает злопыхателей. Он сравнивает шумное начало творческого пути 
Мане с первыми шагами Делакруа. "Г-н Мане, - говорит он, - волшебник - ему 
подвластны эффекты света, пылающие тона", "сияющий колорит", это "истинный 
живописец". Прекрасно разбираясь в том, о чем пишет, Теофиль Торе не забыл и о 
влияниях, испытанных Мане, и о его "заимствованиях". Он ведет свою родословную, 

пишет Торе, от Веласкеса, Гойи и Греко и "подделывается" под них, когда захочет.
 
"Г-н Мане не стесняется брать свое добро там, где его находит". Его раненый 
тореадор, уточняет критик, "дерзко скопирован с шедевра, находящегося в галерее 

Пурталеса (№ 163 каталога этой галереи), написанного не кем иным, как 
Веласкесом".

Бодлер встревожен. Он знает гений Мане лучше, чем кто бы то ни было, и лучше, 
чем кто бы то ни было, знает его пределы. Скандал с "Завтраком на траве", 
шуточки, встретившие "Христа" и "Эпизод", ничуть не взволновали поэта. Он 
привык 
ко всем этим колкостям; культивируя цинизм и заносчивость, он научился 
сохранять 
саркастическое безразличие перед лицом несправедливых оскорблений. Что до 
газетных писак или высокопарных критиков - а они настолько слепы, что поносят 
очевидные достоинства Мане, - то он не воспринимает их всерьез. Высмеивая Мане, 

они сами становятся смешны, ибо бьют мимо цели, бьют по миражу, принимая его за 

Мане, но ведь в действительности это вовсе не Мане. Статья Торе беспокоит его в 

ином отношении! Торе очень точно разгадал силу и слабость автора "Завтрака".