|
господина, только не в венецианских нарядах XVI века, а в костюмах эпохи Второй
империи; группа располагается, как и у Джорджоне, на фоне природы, среди зелени
и деревьев; это будет какая-то увеселительная прогулка - то ли "купанье", то ли
"завтрак на траве", в общем, увеселительная прогулка, рассуждает Мане,
подмигивая, - тема старая, которой, однако, его абсолютно современное видение
придаст новую жизнь.
Он берет несколько пробных аккордов - пишет этюды деревьев, вид острова Сент-
Уэн. Но как расположить персонажей? Он признается Прусту, что идет от картины
Джорджоне. Ему все же не хочется просто переносить композицию "Сельского
концерта" на собственное полотно - ну нет, это его не устраивает. Его стесняет
не сама идея заимствования. Он-то свои слабости знает. Но знает и свою силу и
хочет, чтобы именно ее оценили, оценили бы вне зависимости от старых мастеров,
у
которых он ищет поддержки и опоры. И вот, просматривая однажды альбом старых
эстампов...
В конце мая Кадар вместе с Легро и писателем Ипполитом Бабу учредил Общество
аквафортистов, чего так хотел гравер Бракмон. Общество это будет каждый месяц
публиковать выпуски - они будут состоять из пяти офортов разных художников и
сопровождаться текстом какого-нибудь известного критика. Мане приглашен принять
участие в первом выпуске: его издание ожидается в сентябре. К тому же Кадар,
соблазненный многообещающими дебютами Мане, полученной им наградой, восторгами
Теофиля Готье, подстрекаемый Легро и Бракмоном, предлагает художнику издание
целой серии офортов, единственным автором которых был бы только он. В те часы,
когда живопись не до конца поглощает Мане, он работает офортной иглой. Стараясь
овладеть мастерством, он просматривает множество старых эстампов. Гравюра
Марка-
Антонио Раймонди с рафаэлевской композиции "Суд Париса" заставляет Мане
насторожиться. Здесь представлены три фигуры - морские божества, одно женское,
два других мужские, - их позы как нельзя лучше подходят к задуманной им
"Загородной прогулке". Наконец-то "архитектура" картины найдена: надо только
одеть эти морские божества, одеть в куртки и панталоны; заменить вот этот
трезубец тросточкой; да еще добавить вот там, в глубине, четвертую фигуру (это
будет полуобнаженная женщина, пробующая рукой воду), и дело сделано. Все в
порядке![102 - Следует подчеркнуть, что сам Рафаэль, изображая эти три фигуры,
вдохновлялся рельефом с античного саркофага.]
Однако Мане не торопится приступить к этой картине. С 12 августа весь Париж
только и говорит, что о труппе испанских танцоров из мадридского королевского
театра, показывающей на сцене Ипподрома андалузский балет "La Flor de Sevilla"
("Севильский цветок"). Упустить такую великолепную оказию было бы попросту
глупо. Весьма вероятно, что и Бодлер настоятельно советовал ею воспользоваться.
Художник вступает в переговоры с руководителем труппы, первым bailarin[103 -
Bailarin - танцовщик (испан.).] доном Мариано Кампруби; тот разрешает своим
танцовщикам и танцовщицам - а среди них прославленная звезда Лола из Валенсии -
позировать Мане. Так как мастерская на улице Гюйо для этой работы явно неудобна
- расположена она вдали от центра и не слишком велика, - труппе предложено
собраться в просторном ателье Альфреда Стевенса, находящемся в доме № 18 по
улице Тэбу. В течение нескольких недель Мане занят напряженной работой, и вот
одно за другим возникают несколько полотен: "Испанский балет"[104 - Сейчас в
Вашингтонской галерее Филлипса.], два портрета - один изображает Мариане
Кампруби, другой, особенно удавшийся, - Лолу из Валенсии в белой мантилье и
узорчатой basquina[105 - Basquina - черная юбка (испан.).]; искренне
восхищенный
Бодлер вскоре назовет его "превосходным"[106 - В 1911 году этот портрет вошел в
собрание Лувра вместе с другими произведениями, завещанными Камондо.]. Поэт
сочиняет четверостишие в расчете на то, что оно будет фигурировать в качестве
надписи на картине, однако сделано это не было:
Среди стольких красавиц, доступных исканьям,
Колебания в сердце возможны, друзья.
Но в Лола де Валанс не увидеть нельзя
Чар сокровища с розово-черным мерцаньем[107 - Перевод А. Анекштейн.]
Так ли хороша Лола? Может быть, когда увлечена неистовым порывом танца, когда
движение, музыка и ритм полностью ее преображают. Но в моменты отдыха она
далеко
не обольстительна - эта коренастая, мускулистая, даже мужеподобная женщина с
малоподвижным лицом: густые брови, тяжелые веки, большой нависающий над губами
нос, толстые губы. Впрочем, это не так уж и важно. Ханжество того времени
|
|