свободно, сверкающими красками. "Вообрази, - доверительно говорит он, - я 
написал голову одним махом. После двух часов работы поглядел в мое маленькое 
зеркальце, чтобы проверить сделанное[76 - Чтобы корректировать холст в процессе 

работы, художники обычно проверяют его в зеркальном отражении - так легче 
заметить ошибки.], - живопись смотрелась. И больше я к ней не прикасался". 
Единственная досадная деталь: работая, Мане так торопился, что совершил 
промашку: написал гитариста-левшу! Он заметил это позже.

Вот так-то! Неужели господа из жюри подымут руку на "Гитарреро" и "Портрет г-на 

и г-жи Мане"? Ну, разумеется, нет. Мане отправляет обе картины в Салон. 
Обжегшись на первой неудаче, он не может быть спокоен и сейчас. Его тревожат 
слухи, а их день ото дня становится все больше. Поговаривают, будто жюри - на 
этот раз оно состоит из людей, славящихся предельной непримиримостью, - поведет 

себя крайне жестко и запретит выставляться многим кандидатам. Число кандидатов 
и 
впрямь велико. Еще в 1839 году, то есть двадцать лет назад, Бальзак в "Пьере 
Грассу" жаловался, что Салон заполонен плотной массой картин. "Нынче вместо 
поединка перед вами свалка, вместо торжественной выставки - беспорядочный базар,
 
вместо отобранного - все целиком". Не все целиком, конечно, но количество 
огромное. В XVIII столетии можно было насчитать две, ну три сотни 
выставлявшихся 
художников; с тех пор их ряды десятикратно умножились. Революционный Салон 1848 

года - Салон, где вообще не было жюри и куда были допущены все без исключения 
желающие экспонироваться, показывал произведения более пяти тысяч художников. 
Столь могучий прилив восстановил против себя представителей власти: академики 
опасаются за состояние "здоровья" искусства; в этом году они будут так же 
непреклонны, как и в 1859-м.

Пока решение жюри еще не обнародовано, Мане, чтобы хоть как-то обуздать 
волнение, начинает писать обнаженную натуру, приступает к работе над 
"Испуганной 
нимфой", сделав для нее несколько предварительных эскизов. Натурщицей служит 
Сюзанна. Что до позы, то Мане берет за образец "Купающуюся Сусанну" Рубенса[77 
- 
Эта картина Рубенса утеряна, но существует гравюра Ворстермана. На это 
"заимствование" впервые обратил внимание Charles Sterling ("Manet et Rubens" в 
"L'Amour de l'Art", октябрь 1932 года). "Испуганная нимфа" принадлежит музею 
Буэнос-Айреса.]. Он снова ограничивается методом, апробированным в картине 
"Остров Сент-Уэн", то есть просто инверсией фигуры.

Итак, свершилось. Хотя жюри ведет себя сурово, как и предполагал кое-кто 
заранее 
информированный, безжалостно отстраняя множество присланных работ, оба полотна 
Мане приняты. Г-н и г-жа Мане ликуют. Сюзанна тоже. Радость захлестывает и 
молодого живописца. Наконец-то он достиг цели!

Салон открывается 1 мая. Избранная публика сразу же заполняет Дворец 
промышленности, где после Всемирной выставки устраивают экспозиции такого рода. 

В этом году появилось нововведение - картины повешены в алфавитном порядке, по 
имени авторов. Войдя в зал "М", Мане с неудовольствием констатирует, что его 
картины загнали на самый верх. Но, невзирая на плохую развеску, его 
произведения 
привлекают всеобщее внимание, особенно "Гитарреро"; картина встречена 
единодушным одобрением. Живописность этой блестящей работы влечет и чарует 
публику.

"Испанский гитарист", - говорит Антонен Пруст, - убивает все, что его окружает".
 
Он настолько все убивает, что отдано распоряжение перевесить его пониже. Так 
публике удобнее будет им любоваться.

Решительно это успех, успех, о каком всегда мечтал Мане. Его обступают. 
Поздравляют. Жмут руку. Прелестные губки шлют ему улыбки. Он в восторге, он 
раскланивается и, опьяненный успехом, упивается похвалами. Не за горами то 
время, когда к нему придет слава, богатство, великолепная мастерская и к ее 
дверям каждую пятницу - а по пятницам принимают все "великосветские" художники 
- 
будут тянуться вереницы экипажей. "Мане", "Эдуард Мане". Отныне он может 
распрощаться с неизвестностью. В его ушах уже звучит гул будущей славы. Перед 
ним открывается жизнь, о которой он мечтал.

Успех растет, крепнет. Дело доходит даже до того, что однажды в мастерскую на 
улице Дуэ приходит делегация молодых художников. Отправившись в Салон вместе с 
Феликсом Бракмоном и Фантен-Латуром - последний в этом году дебютировал во