выразительность естественных поз и движений. Ему кажется совершеннейшей 
нелепостью сидеть взаперти среди "натурщиков, манекенов, костюмов и 
аксессуаров", как все эти исторические живописцы, когда "за стенами мастерских 
есть столько живого". "Римляне"? Ха! С другой стороны, бразильское путешествие 
пробудило у него вкус к чистым тонам и краскам. Он считает "вымученностью", 
"кухней" то чрезмерное количество полутонов, с помощью которых моделируют форму 

и обеспечивают переход от тени к свету, но еще не понимает или понимает плохо, 
что имперсональность видения совершенно исключает непосредственность мазка и в 
конечном счете неизбежно обрекает художника на живопись "зализанную".

Импульсивный, насмешливый Мане вовсе не намерен скрывать свои убеждения. Чем 
дальше, тем откровеннее порицает он Кутюра. Эдуард рассказывает - шаржем он 
никогда не гнушается, - как впервые пришел в мастерскую, где ему было 
предложено 
копировать античный слепок, как долго вертел его в руках, а потом заявил: "Он 
кажется мне куда интереснее вниз головой". Ученики хохочут. Остроумные выходки 
этого жизнерадостного, да к тому же еще и такого умного юноши их развлекают. 
Пусть он зубоскал, пусть любит едкие сарказмы, пусть за плечами у него самые 
экзотические приключения - на самом деле он необычайно простодушен. Он еще 
ребенок - "всему удивляется, радуется пустякам"[43 - Antonin Proust, указ. 
соч.]. Но это вовсе не значит, что он легкомыслен и всегда весел. Его 
настроение 
часто и резко меняется. Но ему прощают все. Шарм его неотразим, и многие 
поддаются его обаянию.

К тому же это широкая натура - у него можно всегда занять денег.

Белокурые волосы, молочный цвет лица, пухлые щечки, фарфоровые глазки, здоровое,
 
крепкое тело фламандки, крохотные ручки, которые проворно порхают по клавишам 
фортепьяно, - такой была Сюзанна Ленхоф в свои двадцать лет.

Прекрасная пианистка, дочь органиста из Залт-Бомме, небольшого городка, 
расположенного на пути из Буа-ле-Дюк в Утрехт, эта юная голландка живет уроками 

музыки.

По определенным дням она приходит в квартиру на улице Птиз-Огюстэн учить Мане и 

его брата Эжена игре на фортепьяно.

Парни из мастерской Кутюра со свойственными молодости тщеславием и бесстыдством 

не видели ничего зазорного в том, чтобы рассказывать о своих любовных 
похождениях. Мане помалкивал. Он ни словом не обмолвился о своем романе с 
Сюзанной. Их отношения окружены тайной.

В перерывах между занятиями Мане - получить у отца разрешение выйти из дома 
вечером можно было только ввиду исключения - спешит на свидание в небольшую 
квартирку Сюзанны на улице Фонтэн-о-Руа.

Как-то в сентябре Мане совершенно случайно встречает Антонена Пруста - друзья 
уже давно потеряли друг друга из виду.

Антонен Пруст, отчего-то захотев обучаться живописи в роли любителя (его семья 
очень состоятельна, и никакая профессия ему, по сути дела, не нужна), недавно 
добился, чтобы его взял в ученики художник Ари Шеффер. Мане безмерно рад 
встрече 
со старым товарищем: он отговаривает Пруста от посещения уроков Шеффера и 
приводит в ателье Кутюра.

Жизнь становится такой же, как прежде. Друзья больше никогда не разлучаются.

Пруст с удовлетворением отмечает, как изменился Мане - последнему сейчас 
девятнадцать лет. Лицо, на котором посверкивают маленькие, но очень живые глаза,
 
смягчено короткой белокурой бородкой. Довольно длинные, шелковистые, вьющиеся 
от 
природы волосы обрамляют лоб - на нем "уже появились залысины". Мане напрасно 
хочет двигаться небрежной походкой и растягивать слова на простонародный манер 
парижских пригородов - "ему не удается казаться вульгарным". Морской загар 
сошел. Кожа снова стала "матовой, белоснежной". Что и говорить, юноша весьма 
привлекательный! И что - никаких любовных интрижек? Никогда еще Мане и Пруст не 

были так близки. Но ни ему, ни прочим своим товарищам Мане ничего не 
рассказывает о прелестной Сюзанне.

Как некогда во времена дядюшки Фурнье, Мане и Пруст посещают музеи. Однако -