поли, производили шум, много шума, - так она сможет позабыть о своей скрытой 
драме, драме фригидности, понуждающей ее отдаваться несчетному числу любовников 

в тщетной и всякий раз обманутой надежде познать наконец то наслаждение, в коем 

ей отказано судьбой.

Возбуждение Нины граничит с истерией. В ее доме - "в этой мастерской для 
разлаживания мозгов", как говорит Эдмон де Гонкур, - перемешаны подлинные 
артисты и неудачники, истинно тонкие умы и просто сумасбродные головы. Ее 
штатный возлюбленный Шарль Кро производит впечатление человека, олицетворяющего 

в одном лице всю эту разношерстную публику. Это ум изобретательный, но 
беспорядочный, сочетающий странности с гениальностью. Шарль Кро всем 
интересуется, следит за всеми новшествами, одинаково увлеченно занимается как 
искусственным синтезом драгоценных камней или управлением монгольфьером, так и 
цветной фотографией или возможностями сообщения с мирами звездной вселенной. В 
настоящий момент он погружен в размышления о фиксировании и воспроизведении 
акустических вибраций[209 - Шарль Кро действительно еще до Эдисона открыл 
принцип фонографа, названного им палеофоном.], а недавно опубликовал сборник 
поэм "Сандаловый ларец", где есть совершенно необычные строки - посвящены они 
копченой селедке:

		Вот большая белая стена - голая, голая, голая,
		Против стены лестница - высокая, высокая, высокая,
		А внизу копченая селедка - сухая, сухая, сухая...

Шарль Кро попросил Мане сделать в технике офорта несколько иллюстраций к своей 
поэме "Поток". Как раз он-то и привел художника в дом на улице Муан. Мане с 
удовольствием проводит время у Нины в этом непринужденно-веселом обществе, где 
каждый вносит свою лепту: кто поэзией, кто песенками, кто просто беседой, коль 
скоро она остроумна и жива[210 - Большинство из тех, кто бывал у Нины де Виллар,
 
образует впоследствии "кружок гидропатов", от которого ведет свою родословную 
"Черный кот" Родольфа Сали - первое из больших артистических кабаре Монмартра 
(см. "Жизнь Тулуз-Лотрека").]. Мане встречает здесь многих недавних знакомых, в 

том числе композитора Эммануэля Шабрие - низенького пухленького человечка с 
короткими ручками и ножками, при этом дьявольски задорного: садясь к фортепьяно 

- у Нины или в доме четы Мане, - он один может заменить целый оркестр. Да и 
сама 
Нина привлекает живописца. Ее гибкое тело, ее кричащие туалеты цвета крови или 
затканные золотом, замысловатое сооружение ее черного шиньона, сколотого 
огромными экзотическими булавками, - все это завораживает глаза Мане. Он 
сделает 
ее портрет, изобразит ее полулежащей на диване, на манер "maja vestida"[211 - 
"Maja vestida" - "Маха одетая" (испан.), картина Гойи.].

Среди этих очень непохожих друг на друга людей - отныне они входят в жизнь Мане 

- один постоянный посетитель салона Нины более всех остальных возбуждает 
любопытство художника и вскоре завоевывает его дружбу. Это преподаватель 
английского языка в лицее Фонтан[212 - Сейчас лицей Кондорсе. В лицее Фонтан 
был 
тогда девятилетний ученик по имени Тулуз-Лотрек.], изъясняющийся необыкновенно 
изысканно, произносящий свои фразы "назидательным, но приятным тоном, неким 
буддийским спиралеобразным движением поднимая указательный палец на уровень 
глаз"[213 - Виллье де Лиль-Адан.], - Стефан Малларме. Будучи на десять лет 
моложе Мане, этот всезнающий преподаватель, влюбленный в филологию и слово, с 
неистощимым терпением алхимика отдается поискам абсолюта в литературе и в 
поэзии, пытаясь "изобрести некий язык", передающий "не сами вещи, но 
производимое ими воздействие". Между Мане и Малларме возникла такая же 
непроизвольная симпатия, какая некогда связала Мане с Бодлером. Малларме 
испытывает по отношению к Мане - художнику и человеку - нежное, почтительное 
восхищение, не лишенное даже оттенка ослепленности, что глубоко трогает 
живописца.

Теперь Мане чего-то не хватает, если в его мастерской не появляется - почти 
ежедневно, в соответствии с быстро установившейся привычкой - этот скромно 
одетый, но с необычайно утонченными манерами, изысканно вежливый посетитель, 
чей 
педантично-проницательный разум, не пренебрегая - о! ни в коем случае! - ни 
таинственным, ни эзотерическим, сводит весь мир "к Мечте, как все море в 
раковине сводится к навеки сохраняющемуся там отголоску"[214 - По словам 
Роденбаха.]. Каждый вечер по дороге из лицея Фонтан Малларме стучится в 
мастерскую художника. Эта мастерская - не просто остановка на его пути. Сколько 

раз здесь, на мосту Эроп, что высится над железнодорожными путями, его 
охватывало искушение броситься вниз на полотно. Но эта мастерская обладает