По окончании заседания Бомарше, уже в цивильном платье, находит герцога
стоящим на страже у  его  кареты  и  уже  успевшим  собрать  своими  криками
небольшую толпу.
     Бомарше спрашивает, каковы его претензии.
     - Никаких объяснений, - отвечает герцог, - мы сейчас же  едем  драться,
или я закачу скандал прямо здесь!
     - Надеюсь, вы все же позволите мне заехать домой за шпагой.  У  меня  в
экипаже только никудышная шпага на случай траурных  церемоний,  вы  ведь  не
потребуете, чтобы я защищался против вас ею?
     - Мы заедем к графу де Тюрпену, он ссудит вас шпагой, и я  попрошу  его
быть секундантом.
     С этими словами герцог первым садится в экипаж Бомарше и  велит  кучеру
побыстрее ехать в особняк де Тюрпена.
     Бомарше в свою  очередь  забирается  в  карету,  она  трогается,  фиакр
герцога следует за ней. Шон проявляет крайнее раздражение,  осыпает  Бомарше
упреками  и  в  конце  концов,  совершенно  выведенный  из  себя   молчанием
противника, показывает ему кулак и кричит в лицо:
     - Ну, на сей  раз  вы  у  меня  не  вывернетесь!  Невозмутимый  Бомарше
отвечает тихим голосом:
     - Я не для того еду за шпагой, чтобы драться сейчас на кулаках.
     Перед этим веским аргументом герцог отступает и пытается сдержать себя,
но его лицо искажено яростью, внутренне он кипит.
     Они прибывают к графу де Тюрпену, когда  тот  выходит  из  дому.  Узнав
карету, Тюрпен подымается на подножку, чтобы поздороваться с Бомарше.
     Тот объясняет ему положение:
     - Герцог везет меня драться, хотя я не знаю из-за чего. Он хочет, чтобы
я перерезал ему горло; но в этой престранной  истории  он  по  крайней  мере
оставляет мне надежду, что вы,  сударь,  соблаговолите  засвидетельствовать,
как вели себя противники.
     Поняв с первого взгляда, в каком состоянии де Шон, который от бешенства
не может  вымолвить  ни  слова,  граф,  занимающий  высокий  пост  и  потому
обязанный не  компрометировать  себя  участием  в  подобных  конфликтах,  не
теряется и отвечает, давая тем самым  время  де  Шону  прийти  в  себя,  что
срочное дело вынуждает его немедленно отправиться в  Люксембургский  дворец,
где он задержится до четырех часов пополудни.
     После ухода де Тюрпена к герцогу возвращается дар речи, и он говорит:
     - Мы поедем ко мне и дождемся там  четырех  часов,  пока  вернется  наш
секундант. Кучер, ко мне!
     - Ну нет! Я не хотел бы встретиться с вами, господин  герцог,  один  на
один в поле, поскольку есть риск, что вы можете обвинить  меня  в  намерении
убить вас, если я буду вынужден защищаться от вашего нападения и  раню  вас,
но точно так же не поеду я и к вам, где вы хозяин и где непременно поставите
меня в ложное положение. Кучер, на улицу Конде!
     - Если вы выйдете из кареты, я заколю вас у дверей вашего дома.
     - Значит, вы доставите себе это удовольствие, поскольку  я  не  намерен
ждать часа, когда мне станут ясны ваши намерения, нигде, кроме  собственного
дома.
     Пока карета добирается до улицы Конде, Шон осыпает его оскорблениями.
     Бомарше, примирительно:
     - Послушайте, господин герцог,  когда  человек  хочет  драться,  он  не
болтает попусту. Зайдите в дом, отобедайте у меня, и  если  мне  не  удастся
привести вас в чувство до четырех часов  и  вы  все  еще  не  откажетесь  от
намерения поставить меня перед альтернативой - либо драться,  либо  лишиться
чести, - пусть все решает оружье.
     Карета прибывает на улицу Конде.  Бомарше  выходит,  Шон,  по-видимому,
принявший приглашение к обеду, следует за ним.
     Бомарше   отдает   приказания   слугам,   успокаивает   отца,    весьма
встревоженного видом  герцога.  Прибывает  курьер  с  письмом,  адресованным
Бомарше. Герцог выхватывает письмо из его рук  и  тут  же  рвет  на  клочки,
сопровождая  свои  действия  невообразимыми  ругательствами.  Тем   временем
Бомарше продолжает успокаивать отца, которого поведение де  Шона  все  более
беспокоит, уверяя г-на Карона, что все это шутка.  Тот  смотрит  на  сына  с
явным недоверием. Воспользовавшись керотким  затишьем,  Бомарше  приказывает
лакею отнести обед к нему в кабинет и просит де  Шона  подняться  на  второй
этаж. На лестнице он спрашивает у следующего за ним лакея, где его шпага.
     - Она у оружейника, - отвечает лакей, мертвый от страха.
     - Ступайте за ней и, если она не готова, принесите мне другую.
     Тон на всякий случай ошеломленному лакею:
     - Не смей выходить из дому, не то я тебя убью. Бомарше оборачивается  -
они все еще на лестнице - и, улыбаясь, говорит герцогу:
     - Значит, вы переменили свои намерения? Хвала богу, без шпаги я ведь не
смог бы драться.
     Тем не менее он делает  слуге  знак;  тот,  не  дожидаясь  продолжения,
стремглав летит вниз и бежит к оружейнику.
     В кабинете Бомарше кладет траурную шпагу на стол и садится подле своего
бюро:
     - Я прошу у вас извинения, Шон, но мне необходимо написать одно срочное
письмо.
     Ни слова не говоря, герцог вырывает из его рук  и  вышвыривает  в  окно
перо.