короны, признаю, что, будучи благосклонно принят в доме г-жи Гильберт, низко
обманул девицу Карон, ее сестру, давши ей тысячу раз слово чести, что женюсь
на ней; своего слова я не сдержал, хотя ей нельзя поставить в  вину  никаких
слабостей или провинностей, кои могли бы послужить предлогом или  извинением
моему позорному поступку; напротив, достойное поведение сей девицы, к коей я
преисполнен  глубочайшего  уважения,   неизменно   отличалось,   безупречной
чистотой. Я признаю, что своим поведением и легкомысленными речами,  которые
могли  быть  неверно   истолкованы,   я   нанес   явное   оскорбление   оной
добродетельной девице, за что прошу у нее прощения  в  письменном  виде  без
всякого Принуждения и  по  доброй  воле,  хотя  и  признаю,  что  совершенно
недостоин этого прощения; при сем обещаю ей любое другое  возмещение  по  ее
желанию, буде она сочтет, что этого недостаточно".
     Оригинал документа, хранившийся у него, как заверял Бомарше в 1774 году
в "Мемуаре", исчез. Дает ли это нам основание сомневаться в его подлинности,
как то обычно делают? Не думаю. Если Бомарше  в  разгар  судебного  процесса
включает документ в свой "Четвертый  мемуар",  ссылаясь  на  этот  оригинал,
значит, он, действительно, им обладает. Впрочем,  как  подчеркивает  Ломени,
его существование подтверждается также письмом Карона-отца  от  5  июня,  из
которого явствует,  что  старый  часовщик  своими  глазами  видел  извинение
Клавихо, восстанавливающее - да еще в каких выражениях! - честь Лизетты:
     "Сколь сладостно, мой дорогой  Бомарше,  быть  счастливым  отцом  сына,
коего поступки так славно венчают конец моего жизненного пути! Мне уже ясно,
что честь моей дорогой Лизетты спасена энергичными действиями, предпринятыми
Вами в ее защиту. О, друг мой, какой прекрасный  свадебный  подарок  ей  сия
декларация Клавихо. Если можно судить о причине по  результату,  он,  должно
быть, крепко струхнул: право же, за всю империю Магомета  вкупе  с  империей
Оттоманской не пожелал бы я подписать подобное заявление: оно покрывает  Вас
славой, а его позором..."
     События опережают почту, хотя она в ту пору была достаточно  скорой.  В
момент, когда г-н Карон пишет сыну, он убежден, что Лизетта  вскоре,  рискну
так  выразиться,  уцепится  за  Дюрана.  Но  это  значит  рассчитывать,   не
предусматривая  Клавихо,  который,  письменно  признав  бесчестность  своего
поведения, десять дней спустя вновь просит у  Бомарше  руку  его  сестры.  В
четвертый, следовательно, раз...
     "Я  уже  объяснился,   сударь,   и   самым   недвусмысленным   образом,
относительно моего намерения возместить огорчения, невольно причиненные мною
девице Карон; я вновь предложил ей стать моей  женой,  если  только  прошлые
недоразумения не внушили ей неприязни ко мне. Я  делаю  это  предложение  со
всей искренностью. Мое поведение и  мои  поступки  продиктованы  единственно
желанием завоевать вновь ее сердце, и мое счастье всецело зависит от  успеха
моих стараний; я позволяю себе поэтому напомнить Вам слово, кое Вы мне дали,
и прошу Вас быть посредником в нашем счастливом примирении. Я  убежден,  что
для человека  благородного  унизить  себя  перед  женщиной,  им  поруганной,
высокая честь; и что  тому,  кто  счел  бы  для  себя  унизительным  просить
прощения у мужчины, естественно видеть в признании своей вины  перед  особой
другого пола лишь проявление добропорядочности...".
     Трагедия начинает смахивать на водевиль.

     Бомарше и, очевидно, граф Оссон,  посол  Франции,  ходатайствуют  перед
Лизеттой, которая не заставляет себя  долго  просить  и  отказывает  бедняге
Дюрану. Итак, два дня спустя бедовый жених и злополучная  невеста  падают  в
объятия друг друга и, дабы закрепить достигнутое вновь согласие, с восторгом
подписывают очередной контракт:
     "Мы, нижеподписавшиеся, Хосе Клавихо и Мария-Луиза  Карон  подтверждаем
сим документом обещания принадлежать только друг другу,  многократно  данные
нами, обязуясь  освятить  эти  обещания  таинством  брака,  как  только  сие
окажется возможным. В удостоверение  чего  мы  составили  и  подписали  оный
договор, заключенный между нами
                                          в Мадриде, сего мая 26, 1764 года.
                                                          Мария-Луиза Каран,
                                                              Хосе Клавихо".
     Развязка? Куда там! Клавихо вновь исчезает. И 7 июня  -  ошеломительный
поворот  событий:  взволнованный  атташе  французского  посольства  приносит
Бомарше записку обеспокоенного графа Оссона...
     "Сударь, у меня сейчас был Робиу, сообщивший, что г-н Клавихо явился  в
казарму Инвалидов, где заявил, что якобы ищет убежище,  опасаясь  насилия  с
Вашей стороны, так как несколько дней тому назад Вы вынудили его,  приставив
пистолет к груди, подписать обязательство жениться на  девице  Карон,  Вашей
сестре.  Нет  нужды  объяснять  Вам,  как  я  отношусь   к   приему,   столь
недостойному. Но Вы сами хорошо понимаете - Ваше поведение в  этой  истории,
каким бы порядочным и прямым оно ни было, может быть  представлено  в  таком
свете, что дело примет для Вас столь же неприятный, сколь и опасный  оборот.
Поэтому я рекомендую Вам ничего не говорить, не писать и  не  предпринимать,
пока я с Вами не повидаюсь...".
     Не успевает еще Бомарше дочитать до конца  это  послание,  как  к  нему
является офицер валлонской гвардии с новым предостережением:
     "Господин де Бомарше, не теряйте ни минуты; скройтесь, не мешкая, иначе
завтра утром вы будете арестованы в постели; приказ уже отдан, я пришел  вас
предупредить: этот субъект - чудовище,  он  всех  настроил  против  вас,  он
морочил  вам  голову  всяческими  обещаниями,  намереваясь  затем   публично