|
Чтобы специалисты по - Бомарше, которые знают, как горячо Пьер-Огюстен любил
старого г-на Карона, не ахали, я еще раз повторю, что сын может обожать
своего отца, нимало притом не уважая его, и наоборот. Все это, однако, не
выступает с полной ясностью, остается как бы за гранью сознания. Тогда,
скажут мне, зачем об этом говорить? Да как раз из-за творчества, корни
которого тоже уходят в подсознание. Короче, Конти ждал последнего визита
Бомарше. И дождался, даже двух. После первого визита родные Конти умоляли
Пьера-Опостена уговорить своего друга принять последнее причастие, так как
считали, что принц не может покинуть этот мир, не получив отпущения грехов.
Бомарше, который отличался не большим усердием в вере, чем умирающий, тем не
менее взялся за возложенную на него миссию. Он вернулся в комнату больного и
уговорил своего старого друга не захлопывать дверей перед носом парижского
архиепископа. Так Конти получил последнее благословение. Но не будем
пытаться вникать в это глубже. Кто из нас отлит из одного металла? Ведь тот
маленький мальчик, который в свободные дни бегал в Венсен слушать, как
старый монах, угощая его чашкой горячего шоколада, рассказывал о боге, тоже
был Бомарше. Что до Конти, то он умер 2 августа.
"Я не могу выразить своего горя, оно безмерно", - писал Бомарше на
следующий день Верженну. Но ему надо было, не откладывая, снова браться за
дела: "В мое отсутствие все идет шиворот-навыворот". Надо было, подстегивать
Морепа, чтобы тот, в свою очередь, воздействовал на генеральных контролеров,
победить сопротивление Сен-Жермена, который отказывался поставлять "пушки из
бронзы", договориться с Сартином о комплектовании судовых экипажей, вести
переговоры с испанским послом, чтобы как можно скорее получить вторую часть
обещанной суммы (что произошло 11 августа), уйти от соглядатаев лорда
Стормонта, следовавших за ним по пятам и, к слову сказать, обнаруживших
местонахождение Сайласа Дина ("господин" Дин сообщил мне вчера, что за ним
шпионят"); и, действуя совместно с Верженном, удерживать короля в том же
умонастроении, вопреки козням английского клана.
Стормонт не ошибался, умножая свою бдительность, потому господин де
Бомарше в три раза увеличил обороты своей фирмы. Между 10 и 15 августа он
обязался нанять; тех, кого мы теперь, прибегая к эвфемизму, называем
военными инструкторами, иными словами, офицеров, большей частью
артиллерийских для совета и военной помощи повстанцам. Бомарше добился от
Верженна обещания, что он закроет глаза на отправку в Америку двух или трех
офицеров, на самом; же деле он нанял их не менее пятидесяти и сразу же
отправил за океан. Некоторые из этих офицеров, как, например, маркиз де
Ларуэри, отличились в Америке до прибытия Лафайета, и Вашингтон наградил их
прямо на поле боя. Когда первый экспедиционный корпус был сформирован,
Бомарше написал конгрессу: "Еще до того, как вы получите мои первые грузы, в
Филадельфию прибудет офицер, прекрасно разбирающийся в артиллерии и в
инженерном деле. Его будет сопровождать группа офицеров-артиллеристов и
пушечных мастеров".
За ту же неделю ему пришлось организовать филиал торгового дома,
занимающийся только импортом: "Столько вещей здесь необходимо согласовать,
не говоря уже о регулярных поставках сырья, сукна и полотна мануфактурам,
что это вынуждает меня нанять новых работников. Это политико-коммерческое
предприятие разрастается до огромных размеров, и если я не найму большого
числа новых помощников, то просто потону в нем вместе с моим
немногочисленным штатом".
Но он не потонул, его хватило, чтобы предусмотреть решительно все,
например, даже то, что надо срочно сбить с пушек гербы, а это значит найти
квалифицированных и умеющих держать язык за зубами мастеровых, чтобы быстро
и тихо с этим справиться. В спешке никому и в голову не пришло, что это
необходимо сделать, не то англичане тут же разоблачили бы тайну французской
помощи. Бомарше, как Наполеон, обладал даром заниматься одновременно десятью
делами. Имя императора я упоминаю здесь не случайно. Ведь в течение этого
безумного месяца Бомарше также взялся за перестройку "Комеди Франсэз", а это
одно было уже весьма нелегкой затеей. В дальнейшем мы еще к этому вернемся.
Это все? Да нет, куда там! Он еще не был реабилитировали, а парламент
вскоре должны были распустить на каникулы. Ничто в мире так не раздражало
Бомарше, как медлительность судебных процедур. Поэтому он побежал к первому
министру и продиктовал ему письма, адресованные председателю суда, прокурору
и даже генеральному прокурору Сегье. В тот момент авторитет Бомарше был так
велик, что старый граф де Морепа тотчас же взялся за перо, ничем не выразив
своего неудовольствия. Вот, прежде всего, записка, которую получил прокурор:
"Дела короля, сударь, которые поручено вести г-ну де Бомарше, требуют
его срочного отъезда. Однако он не решается покинуть Париж, пока не будет
рассмотрен его гражданский иск. Он заверяет меня, что это может быть сделано
еще до каникул. Я прошу Вас не о снисхождении касательно существа дела, а
только об одном: ускорить, насколько возможно, его рассмотрение. Тем самым
Вы весьма обязали бы того, кто имеет честь быть Вашим и т. д.
Морепа".
Что касается генерального прокурора Сегье, то он получил письмо уже с
большими уточнениями.
"Сударь, я узнал от г-на де Бомарше, что если Вы не будете столь
любезны и не замолвите за него словечко, то его иск не будет рассмотрен до 7
сентября. Дела короля, ведение коих поручено г-ну де Бомарше, требуют, чтобы
он срочно отправился в дальний путь. Однако он боится уехать из Парижа до
того, как ему будут возвращены гражданские права. Он уже так долго страдает
|
|