проснулась. Ее душа раскрылась для любви, новой жизни…
 Однажды, возвращаясь солнечным весенним днем из окрестностей Новодевичьего 
монастыря, где Гельцер и Тихомиров любили гулять в свободное время, Василий 
Дмитриевич предложил Кате завернуть в Хамовники. Пока они шли не торопясь, 
Тихомиров рассказал о своей случайной встрече с Толстым.
 …А было это так. Ученики и младших и старших классов часто выступали на сцене 
в оперных спектаклях, в танцах. В один из вечеров Василий Тихомиров — он был 
уже в старшем классе — и его три товарища оказались занятыми в большом танце. 
Исполнили его мальчики так хорошо, что им долго аплодировали. Радостные и 
возбужденные, разгримировались они и начали переодеваться. Дверь артистической 
открылась, вошел взволнованный воспитатель и попросил молодых людей тотчас же 
зайти в ложу бенуар. «Зачем? — с удивлением спрашивали они друг друга. — Что бы 
это значило?» И оторопели, когда в названной ложе увидели… Толстого. Лев 
Николаевич смотрел на юных артистов добро и весело, похвалил их за успешное 
исполнение танца, расспрашивал о занятиях в училище, что любят из литературы, 
любят ли книги, довольны ли учителями. Толстой внимательно слушал будущих 
артистов, советовал составить список книг, которые надо обязательно прочесть, а 
если надо, то и перечитывать непонятные места, пока не поймешь все до конца. Он 
говорил о том, как необходимо артисту много знать, бывать в музеях, знакомиться 
с живописью, скульптурой. «Артист должен быть всесторонне образован», — сказал 
Лев Николаевич на прощанье.
 Когда Катя и Василий Дмитриевич пришли домой, матушка Тихомирова, жившая с 
ними, обратила внимание на торжественное настроение молодых супругов и 
спросила:
 — Что за праздник сегодня, вы будто после успешного спектакля?
 — Почти так, Мария Михайловна, — весело отвечала Гельцер и хитро посмотрела на 
Василия Дмитриевича.
 Теляковский, видя успех «Спящей красавицы», решил, не теряя времени, перенести 
на московскую сцену и «Раймонду» Глазунова.
 И опять Гельцер первые три спектакля танцует не главную партию, а «Панадерос». 
Она как будто приноравливается к музыке, к хореографу, к партнерам. А затем 
смело выходит к зрителю в центральной роли. Ее уже знают, ее ценят, ею 
восхищаются. Спектакль с ее участием, несмотря на то, что билеты продают дороже,
 чем обычно, дает полный сбор.
 Горский доволен молодой балериной. Петербургская «Раймонда» идет без изменения,
 Гельцер танцует классику. А в этой области она неповторима. Через несколько 
лет Светлов так отзовется о балерине Гельцер. «Для любителей виртуозных деталей 
классицизма танцы Гельцер — целая академия». Другое качество балерины — 
«искренность темперамента — спасало эти танцы от академизма, который  ? la 
longue всегда имеет характер скучного педантизма. Но нет возможности скучать, 
любуясь танцами этой балерины…»
 А. А. Плещеев в восторге от дарования Гельцер: «…Она летает, кружится, бегает 
на пуантах и удивляет силой и беззаботностью танца. Блистательно!»
 В. Красовская так определяет портрет танцовщицы Гельцер:
 «При всем своеобразии таланта, Гельцер была и навсегда осталась классической 
танцовщицей. Именно такой танцовщицей знал и любил московскую гостью 
петербургский зритель, уже весной 1901 года увидевший ее в ролях Раймонды и феи 
Драже в „Щелкунчике“, а осенью — в ролях Терезы… и Никии…»
 Успех Гельцер на петербургской и московской сценах позволяет дирекции 
Императорских театров перевести Екатерину Васильевну в звание балерины.
 После постановки «Раймонды» Теляковский предложил Горскому возглавить балетную 
труппу Большого театра, Александр Алексеевич согласился.
 Лето 1900 года Горский провел с артистами петербургского балета на гастролях в 
Будапеште. Вернувшись, получил командировку «к московским театрам для 
исполнения режиссерских обязанностей по балетной труппе».

 VI. Новый балетмейстер


 Он шагает в ногу с веком — таково было общее мнение.

    Ф. Лопухов

 Отношения нового балетмейстера и труппы складывались неровно. Легко 
увлекающийся, но быстро отступающий, если возникали препятствия на пути к цели, 
Горский кому-то казался гениальным, а кого-то настораживал. Большая часть 
молодежи театра пошла за Горским. И неудивительно: он и они мечтали, по 
существу, об одном и том же — нужны новые балеты, по-современному поставленные, 
с декорациями и костюмами, отвечающими эпохе спектакля. Балетмейстер и в мыслях 
не имел ущемлять положение премьеров — Гельцер и Тихомирова, — отстаивающих 
чистоту классического танца в театре. До самозабвения преданный танцевальному 
искусству, Горский знал цену таланту. Такие артисты, как Гельцер и Тихомиров, 
делали честь любому театру, они были необходимы балетмейстеру. Горский понимал: 
Екатерина Васильевна — самобытный художник и не пойдет за ним просто так, если 
их взгляды на искусство не совпадут в главном. Но он был уверен — в главном они 
договорятся. А пока его захватывала работа с молодыми, недавно пришедшими на 
сцену. Именно из них, как ему казалось, он мог вырастить достойную смену — 
артистов, которые будут претворять в жизнь его идеи. Энтузиазм 
Горского-художника нравился Гельцер, и она принимала в нем участие и как в 
человеке, новом в их московской среде.