шутя. А ее тридцать два фуэте! По требованию зрительного зала она легко 
повторила их! Единственное, что не понравилось дочери Василия Гельцера, — 
некоторый налет циркачества у итальянки, было досадно, что ради эффекта 
принесена в жертву одухотворенность танца.
 Гельцер наблюдала за Леньяни и на занятиях у Иогансона. Московская балерина 
внимательно приглядывалась к технике исполнения Леньяни и многому научилась у 
нее за два года, проведенных в Петербурге. Гибкость Леньяни, мягкость ее 
движений надолго стали для Гельцер примером выразительности.
 Не одна Леньяни тогда затронула воображение юной москвички. Она много раз 
видела в спектаклях Ольгу Преображенскую. Среднего роста, в жизни скорее 
некрасивая, чем привлекательная, на сцене она очаровывала всех своим обаянием. 
Ольгу Иосифовну Преображенскую отличала исключительная музыкальность и чисто 
русская задушевность, искренность исполнения. Она с успехом танцевала Раймонду, 
любила роль кокетливой, веселой Лизы в «Тщетной предосторожности». И была 
несравненной исполнительницей лирико-комедийных героинь. Мимо внимания Гельцер 
не прошло и то, что Преображенскую любили зрители галерки — гимназисты, 
студенты, молодые рабочие. Отзывчивая, деликатная, она сердечно встретила 
только начинающую свою карьеру москвичку Екатерину Гельцер.
 Во второй свой сезон на петербургской сцене Гельцер приметила юную Анну 
Павлову, еще ученицу школы. Павлова тогда танцевала небольшие вариации. О ней 
говорили как о способной танцовщице с будущим.
 В Петербурге Гельцер увидела давнего друга отца — Альфреда Федоровича Бекефи. 
Когда-то Василия Федоровича привлекла в молодом танцовщике любовь к театру и 
умное добросовестное отношение к отделке ролей. Бекефи, венгр по национальности,
 был на московской сцене лучшим исполнителем венгерских танцев. Он и Гельцера 
очаровал огневым темпераментом в чардаше. Веселый, непосредственный Альфред 
Федорович очень нравился всем домашним Гельцера. Девочки в нем души не чаяли. 
Стоило ему показаться на пороге, как все они поднимали радостный шум.
 — Пришел, пришел Бекефи! — с сияющими лицами докладывали они отцу. — Значит, 
сегодня будем играть в театр.
 Бекефи раздевался не спеша, неторопливо перед зеркалом в прихожей приводил в 
порядок свою непокорную шевелюру и, закруглив руки у талии, торжественно 
говорил:
 — Дамы, прошу, окажите мне честь!
 Девочки, сделав низкий реверанс, брали его под руки и все, заливаясь смехом, 
входили в гостиную.
 Василий Федорович говорил приятелю:
 — Да не крутись ты с ними так любезно, они тебя замучают, часами могут 
изображать то меня, то соседскую барыню, а случается, и нашего кота Кузю.
 Бекефи улыбался, и все видели, что девочки нравятся ему и он с удовольствием 
играет с ними.
 И вот теперь Катя танцует на одной сцене с Альфредом Федоровичем в «Спящей 
красавице».
 Бекефи по-прежнему блистал в народных танцах. В Петербурге он близко сошелся с 
Александром Викторовичем Ширяевым, тогда еще только окончившим училище, и увлек 
его идеей создать специальный курс обучения характерному танцу.
 Присмотревшись к танцевальной манере юной Гель-цер, Бекефи стал убеждать ее, 
что она отлично справится и с мазуркой, и с русским, что ей вообще грех не 
исполнять характерные танцы.
 Она радовалась, что ею доволен такой отличный танцор, и старалась быть 
достойной его похвалы.
 В опере-балете Римского-Корсакова «Млада» Гельцер назначили танцевать 
литовский танец с Лукьяновым. Пресса сразу заметила новенькую, талантливо 
исполнившую этот номер. Бекефи пришел на Гороховую поздравлять Екатерину 
Ивановну с успехом дочери. А Екатерине-младшей вручил цветы.
 Катюша присела в реверансе, а матери шутливо сказала, что не могла же она 
допустить, чтобы Бекефи написал Гельцеру-старшему, что его дочь провалилась.
 Понравилась петербуржцам Гельцер и в балете Врангеля «Дочь Микадо», где 
Екатерина Васильевна танцевала классический номер «Осень» и «Шаконь» с Сергеем 
Легатом. В рецензии в «Петербургской газете» критик сравнивал Гельцер с Верой 
Александровной Трефиловой, начинающей петербургской балериной, и отдавал 
предпочтение москвичке.
 «Почему эту вариацию, требующую от исполнительницы и технической выработки, и 
силы, и вообще способностей первоклассной классической танцовщицы, передали 
корифейке г-же Трефиловой, вопрос положительно неразрешимый. Г-же Трефиловой 
очень далеко до блестящего таланта г-жи Гельцер, и браться за исполнение 
подобных вариаций, переполненных трудными техническими узорами, со стороны 
начинающей артистки смело и рискованно».
 Во сама Гельцер почувствовала себя выдержавшей определенный экзамен только 
после первого выступления в «Раймонде» 6 января 1898 года. Спектакль этот шел в 
бенефис Пьерины Леньяни, любимицы петербургских зрителей, она и танцевала 
Раймонду.
 О Гельцер, ее вариации в сцене сна в этом спектакле «Петербургская газета» 
писала: «По чистоте и ловкости исполнения г-жа Гельцер, без сомнения, одна из 
самых лучших наших солисток, делающая большую честь московскому балетному 
классу. В ее исполнении много также жизни и веселости, почему приятно смотреть 
на ее танцы…»
 А несколькими днями ранее рецензент газеты «Театр и искусство» замечал о 
галопе Гельцер в «Тщетной предосторожности»: «В танцах г-жи Гельцер есть сила, 
отчетливость техники, изящество и та обаятельная прелесть, которою отличается