воздух чище. Дом этот так понравился Анне Павловне, что она наконец решила его 
купить; из Петербурга перевезла всю обстановку и постаралась создать здесь тот 
уют, который напоминал бы ей Россию.
 А в последующие годы Павлова увлеклась садом. Она всегда трогательно любила 
природу. Бывая на гастролях в разных частях света, непременно привозила цветы, 
семена, даже маленькие деревца. И высаживала их в своем саду почти каждую весну,
 немного изменяя направление дорожек, расположение клумб и лужаек. Цветы, 
правда, в лондонском климате хирели. Но Павлова упорно заменяла их новыми.
 Неравнодушна она была и к птицам. Они напоминали ей русский лес и Лигово. К 
тому же удивляли яркой окраской оперения и умиляли сообразительностью. Несмотря 
на трудности перевозок такого «зоопарка» на пароходах или по железной дороге, 
Павлова непременно покупала попугаев и всяких заморских птичек; в саду по ее 
указанию строили для пичуг вольеры. Птицы тоже чаще не приживались и погибали, 
чем крайне расстраивали Павлову. Проще было с перелетными птицами — утками, 
лебедями, фламинго. Несколько лет жил на пруду любимый лебедь Павловой — 
белоснежный гордый Джек. Он ходил за ней по саду, как собака, не боясь брать из 
ее рук лакомства.
 Сад отнимал достаточно времени и сил, но зато и радость была несравненная. 
Когда Павлова жила в Лондоне, как бы поздно ни возвращалась она из театра, 
обязательно проходила в сад, любовалась им, замечала малейший непорядок. Она 
ласково разговаривала с цветами, деревьями, веря, что они по-своему понимают ее.
 В редкие часы отдыха Павлова охотно лежала в гамаке и наблюдала, как птицы 
весело купались в фонтане, как распускали свои лепестки под лучами утреннего 
солнца яркие маки.
 Она приглашала к себе друзей, иногда отваживалась и на приемы. Русская 
знаменитость обращалась с каждым, кто появлялся в ее доме, как с дорогим гостем,
 без тех условностей, которые так отличают англичан от русских.
 Павлова ценила свое время. Даже завтракая, чтобы не терять драгоценных минут, 
она оставляла открытыми двери студии и наблюдала за уроком или за репетицией.
 В Айви-Хаузе на репетициях разрешалось присутствовать и маленьким ученицам 
студии. Девочки рассаживались вдоль длинных высоких окон репетиционного зала и 
глядели во все глаза и на элегантного русского танцовщика Лаврентия Новикова, 
партнера Павловой, и на Стефу Пласковецкую и Стасю Кун, солисток павловской 
группы. А девушки, сами еще не совсем расставшиеся с детством, иногда подбегали 
на пуантах к ученицам и быстро, так, чтобы не заметила всегда строгая на 
занятиях Павлова, ласково дергали их за косички. Самые маленькие побаивались 
Хильду Бьюик, которую Павлова выделяла и любила более других артисток труппы. 
Девушка была очень преданна Анне Павловне и в танцах, и в манере одеваться 
старалась быть как бы сестрой любимой балерины. Хильда упорно изучала русский, 
ей казалось, что так она глубже узнает Павлову.
 Кузьма Савельев, когда-то работавший в костюмерной мастерской в Петербурге, 
выехал из России вместе с Павловой, да так и проездил с труппой более двадцати 
лет. Так же и Мария Харчевникова не захотела расстаться с балериной и долгие 
годы заведовала гардеробом, а потом шила для Анны Павловой костюмы. Савельева 
девочки-ученицы любили и за веселые шутки, и за то, что он почти серьезно 
считал их уже взрослыми и обращался примерно так:
 — Ну а вам, сударыня, какой костюм сшить к следующему выступлению в 
королевском дворце? Вам очень пойдет солнечный цвет.
 Осенью 1912 года в Айви-Хауз прибыл Виктор Эммануилович Дандре. 
Санкт-петербургская Судебная палата 9 октября 1912 года вынесла решение 
отстранить Виктора Эммануиловича от должности. Петербургская карьера Дандре 
была закончена.
 В Лондоне Павлова и Дандре стали мужем и женой. Но в Айви-Хаузе Дандре знали 
как управляющего делами, импресарио или менеджера, как говорят англичане. С 
первого же дня пребывания здесь Виктор Эммануилович взял в свои руки все 
театральное дело Павловой, а оно было немаленьким.
 Владея романскими языками, Дандре заменял собой целую канцелярию с дюжиной 
служащих и помощников. Он просматривал письма и давал ответы адресатам, вел все 
деловые телефонные переговоры, ведал прессой, рекламой, афишами, набором труппы.
 Он избавил Анну Павловну от разработки маршрутов, обеспечивая переезды по морю 
и суше павловской труппы с солидным багажом; взял на себя устройство приемов и 
выездов артистки, упорядочил ее взаимоотношения с журналистами.
 Скоро предприятие Анны Павловой стало почитаться в театральном мире образцовым.
 У Павловой можно было взять аванс, получить отпуск, заболеть и не потерять 
место из-за болезни. Каждый член труппы чувствовал себя окруженным заботой и 
вниманием. Правда, порой, когда у Павловой что-то не ладилось и потому 
портилось настроение, она могла быть несправедливой с людьми, которые служили в 
ее труппе. Это порой обижало танцовщиц, но расстаться с великой балериной они 
не могли.
 По воскресеньям Павлова и Дандре устраивали общий завтрак — все служащие и 
члены труппы превращались в гостей, а хозяева становились служащими.
 С самого начала гастролей в Европе Павлова танцевала с коллегами из 
Мариинского театра. Но это оказалось очень неудобным и ненадежным, так как 
контора Императорских театров неохотно отпускала своих артистов во время 
театрального сезона.
 Новая труппа Павловой, состоявшая уже из сорока человек, в основном из 
англичан и поляков, быстро завоевала признание. Правда, по свидетельству 
Лаврентия Новикова, партнера Павловой в эти годы, успех труппы был прежде всего 
ее личным успехом, победой истинного таланта. Фирма «Павлова—Дандре» не шла на 
риск, как Дягилев. Дандре ограничивал расходы на постановки, и в целом