способны полюбить хореографическое искусство, если бы могли его видеть.
 Знаменательный факт — появление Анны Павловой в Нью-Йорке на сцене 
«Метрополитен онера Хауз» 28 февраля 1910 года, по мнению Сола Юрока, следовало 
бы считать в Америке днем зарождения американского балета. Юрок содействовал 
знакомству американских зрителей с искусством Шаляпина, Глазунова, Павловой.
 Гастроли Павловой организовал директор «Метрополитен опера» и вице-президент 
Филармонического симфонического общества Отто Германович Канн. Путешествуя по 
Европе, Канн увидел Павлову в Берлине и немедленно заключил с ней контракт па 
гастроли в течение месяца.
 Начало выступлений в «Метрополитен опера», казалось, не сулило хорошего 
продолжения. Но, как это порой случается в жизни, плохое начало ведет к 
счастливому концу. Директор Итальянской оперы, занимавшей в это время здание 
театра, Гатти-Каццадзи не любил балета. Он боялся потерять зрителей, не веря в 
успех русских танцоров. Стремясь застраховать свое дело от неуспеха, Гатти 
отдал распоряжение, чтобы выступление Павловой шло после «Вертера» Массне. Этот 
очень длинный спектакль оканчивался почти в одиннадцать часов вечера.
 Гатти рассчитал верно. Была почти полночь, когда подготовили сцену для 
Павловой. Немногие зрители остались только из любопытства посмотреть, для 
«какого дьявола там еще готовят сцену!». Правда, по окончании балета они долго 
аплодировали и шумели, не спеша разойтись по домам.
 Партнером Павловой в этих гастролях был Михаил Михайлович Мордкин — артист 
огненного темперамента и редкостной красоты. Он первый на русской сцене показал,
 что танцовщик может исполнять сложную технически партию и быть не только 
партнером, но и мужественным, героичным. Покинув Московский Большой театр, он 
работал в антрепризе Дягилева. Но у Дягилева ему, танцовщику, делать было 
особенно нечего, и он охотно принял предложение Анны Павловны отправиться в 
Америку.
 Набранный Павловой кордебалет состоял из молодежи, считавшей участие в турне с 
Павловой и Мордкиным лучшим началом своей карьеры.
 Павлова решила для первого раза показать балет «Коппелию» Делиба и с успехом 
станцевала и исполнила роль Сванильды. Такого высокого искусства посетители 
«Метрополитен опера» еще не видели. Балерина покорила зрителей, и они не 
заметили, что партия Франца не давала возможности Мордкину показать свое 
исключительное мастерство. Кордебалет служил только скромной рамкой для 
Павловой. Не был балетным дирижером и дирижер оркестра «Метрополитен опера» 
Подести, хотя вообще считался способным симфонистом. Тем не менее прежде всего 
благодаря Павловой балет очень понравился. Русские газеты со слов нью-йоркских 
корреспондентов сообщали: «Печать восторженно отзывается о русской артистке. 
После Нью-Йорка предстоят гастроли г-жи Павловой в Бостоне, Филадельфии, 
Балтиморе».
 Действительно, после первых представлений труппа Павловой совершила турне по 
ряду американских городов, вернулась в Нью-Йорк и провела здесь весь сезон. 
Мало того, Павлова заключила соглашение с «Метрополитен опера» о гастролях в 
будущем году.
 Во время поездки несколько раз до Анны Павловны доходили известия, что в 
Нью-Йорке побывали русские танцоры и что теперь они совершают турне по тридцати 
городам Америки. Добродушно говорили, что среди них один совсем «крейзи-рашн», 
который много пьет виски и вообще куролесит.
 Случилось так, что, когда Павлова приехала в Сан-Франциско, в двух часах езды 
от него, в Окленде, находились и те русские артисты, о которых она слышала. 
Недолго думая, Анна Павловна отправилась в Окленд. «Русским» оказался Федор 
Васильевич Лопухов, участник турне Павловой и Больма по Скандинавским странам в 
1907 году.
 «Никогда не забуду благородного поступка Павловой, — вспоминает Лопухов. — Кто 
я был для нее? Ровным счетом никто. Человек я по сравнению с ней маленький, на 
дружбу с Павловой никогда не рассчитывал. Тем не менее она бросила свои дела (а 
ее „жизнь на колесах“ была расписана по часам, истощая все физические и 
душевные силы), чтобы образумить какого-то Лопухова…
 В том, что сделала Павлова, не было ни рисовки, ни подвига, — поясняет он 
далее. — Внешне сухая, даже неинтересная, погруженная в себя и свои заботы, она 
была вместе с тем хорошим, чутким, сердечным товарищем, очень простым в 
обращении и чрезвычайно отзывчивым…»
 В чем заключались его «безумства», Федор Васильевич не сообщает. В Соединенные 
Штаты вместе с сестрой Лидией Лопуховой и московским танцовщиком Александром 
Волининым Лопухов был законтрактован для выступлений в американских театрах 
неким Манделькерном, служащим антрепренера Фромана. Он доставил набранную им 
труппу в Нью-Йорк. Фроман уступил заключенный контракт другому антрепренеру, 
Дилингаму. И так еще несколько раз русские артисты переходили к разным хозяевам,
 даже не подозревая об этом. Для деловых американцев такой стиль делать деньги 
считался нормальным. Для многих артистов «микроб бизнеса» оказывался 
губительным.
 «Павлова терпеливо и долго убеждала меня, — рассказывает Лопухов, — потерпеть 
до окончания срока контракта и не „крейзить“… Помню только, как мы сидели с ней 
в оклендском парке, без конца говорили и плакали, вспоминая Россию. На всю 
жизнь запечатлелась у меня в памяти Павлова… тепло ее души, покорившее меня и 
растопившее мою дикую тоску.
 Наши знакомые американцы не могли понять этого свидания. Не могли представить 
себе, что возможна простая товарищеская встреча и задушевный разговор между 
людьми, из которых один велик и знаменит, а другой мал и безвестен. Это, 
говорили они, возможно только у русских. Да, для меня великое товарищество