Карл Иванович Росси, выросший в артистической семье, понимал, что 
архитектурные формы созданного им ансамбля безотчетно, бессознательно, изо дня 
в день, будут восприниматься маленькими обитателями школы, направлять их мысли, 
формировать вкусы, пробуждать в них чувство прекрасного.
 С неизменной благодарностью вспоминают Театральное училище его бывшие ученики 
и ученицы, хотя «железной» своей дисциплиной оно и напоминало монастырь.
 Распорядок дня для девочек и мальчиков был одинаков, нарушить его — 
преступление.
 В восемь часов утра колокол будил всех обитательниц дома. Как ни тяжко было 
вставать, они быстро одевались и под наблюдением надзирательницы совершали 
утренний туалет в умывальной комнате. Там стоял широкий медный круг в виде 
карусели, с кранами. Под ними обычно обливались холодной водой до талии. 
Одевшись, торопились на молитву, ее по очереди читала одна из воспитанниц. В 
девять все шли в столовую, где уже дымился чай, вкусно пахло хлебом и маслом. 
Затем начинался урок танцев.
 Уроки эти проходили в просторных, очень высоких и светлых залах. Стояло 
несколько диванчиков для отдыха, рояль и зеркало до самого пола. Вдоль стены на 
кронштейнах были укреплены круглые палки. Нижняя — для учениц младших классов, 
та, что повыше, — для старших. Это нехитрое сооружение называлось «станок».
 Самым первым учителем Павловой был Александр Александрович Облаков — в прошлом 
танцовщик. У него девочка задержалась недолго. Уже со второго класса она стала 
ученицей Вазем. Анна хорошо запомнила свое место у станка. Худенькую малорослую 
девочку с живыми карими глазами Екатерина Оттовна Вазем поставила так, чтобы 
всегда иметь ее в виду.
 К тому времени, когда Анна Павлова впервые переступила порог училища, 
Екатерина Оттовна уже покинула сцену, где успешно прослужила двадцать лет. 
Сильная технически, «партерная» балерина, она считалась одной из лучших на 
Мариинской сцене. А теперь и среди своих коллег, и среди воспитанниц слыла 
педагогом дельным, строгим и справедливым. Вазем беспокоилась, что слабенькая 
Анна Павлова не будет успевать за другими ученицами и может надорваться. Зная, 
как нетерпеливо ждала девочка два года того момента, когда ее примут в училище, 
и видя, как она упорно занимается, Вазем надеялась, что из Павловой выйдет 
отличная балерина.
 Анна прибегала в класс раньше всех и становилась к станку. С затаенной 
радостью она ожидала слов Екатерины Оттовны:
 — Первая позиция! Все встали в первую позицию? Итак, плие. И — и раз…
 Раздавались звуки рояля, и урок начинался.
 Анна старательно приседала в плие и раз, и два, и три, и десять. Потом шли 
батманы, маленькие, большие, с первой, с пятой позиции.
 — Глубже, глубже присядь, Анна, — ласково говорила Екатерина Оттовна. — А ты, 
Люба, — обращалась она к Любе Петипа, которая стояла вслед за Анной, — опять 
поднимаешь пятку от пола. Следи за собой.
 Пока ноги привыкали к выворотному положению — они должны были стоять пятка к 
пятке с разведенными по горизонтали носками и строго подтянутыми коленками, — 
Анна очень нервничала. Ей хотелось все упражнения делать так, чтобы ею осталась 
довольна Вазем. Но, увлеченная мелодией рояля или заглядевшись на другую 
девочку, Анна невольно переставала следить за своими ногами. А тут еще 
приходилось не выпускать из виду и свои руки. Екатерина Оттовна требовала, 
чтобы руки тоже плавно, мягко разворачивались в нужных позициях.
 И хотя в конце урока Анна уставала, она занималась со страстью, и ей всегда 
было жаль покидать зал.
 В полдень раздавался звонок, и все шли завтракать. Старались поскорее 
проглотить кофе с хлебом, так как прогулка после завтрака сулила отдых на 
свежем воздухе. Вернувшись с улицы, снова учились. В четыре был обед. 
Свободного времени оказывалось немного, так как вскоре начинались уроки музыки, 
случались и репетиции — воспитанники готовились к предстоящим выступлениям на 
сцене Мариинского театра. Ужинали обычно в восемь, а в девять все уже должны 
были лежать в постелях.
 Пятница была банным днем. По субботам, воскресеньям обязательным было 
посещение домашней церкви. По большим праздникам воспитанников возили на 
спектакли в Александрийский, Мариинский или Михайловский театры.
 Воспитанниц в интернате жило немного. И потому в свободные от обязательных 
занятий часы всегда можно было найти уединенный уголок в огромных помещениях 
школы. Анна ценила эти часы одиночества. Она любила, сидя в кресле в самом 
дальнем углу просторной музыкальной гостиной, слушать, как кто-либо из старших 
учениц играет на рояле. Ее часто видели и за чтением книг в библиотеке училища. 
Но случалось, перелистает несколько страниц и вдруг задумается или засмотрится 
куда-то.
 — Ты опять в себя смотришь? — спрашивает ее Лена Макарова. На занятиях в школе 
девочки сидели рядом, и Лена быстро заметила эту привычку Анны вдруг отрешаться 
от действительности. — О чем опять мечтаешь?
 Анна смотрит на подружку выразительными карими глазами, загадочно улыбается, 
легко и стремительно вскакивает со стула и начинает кружиться в вальсе, 
поддразнивая Лену.
 — Угадай! Нет, не надо, все равно не скажу.
 Свои мысли, настроения Анна не любила открывать никому. Единственный ребенок у 
матери, она привыкла считать Любовь Федоровну своим лучшим другом и только ей 
доверяла свои детские заботы и радости.
 Императорские театры со всеми принадлежащими им учреждениями находились в 
ведении министерства двора. За ним числилось и театральное училище, но оно было