героях балета, следить за развитием отдельных драматических моментов.
 Первый спектакль прошел настолько удачно, что на последующие было попасть 
почти невозможно. Москва обсуждала новый балет в студенческих аудиториях, в 
театральных студиях, в домах за вечерним чаем, в трамваях, на страницах газет и 
журналов. Профессиональные критики спорили в основном о втором акте, где 
танцуют цветы, бабочки, духи. Решил здесь балетмейстер героическую тему балета 
— главную тему, используя приемы классического танца, или нет?
 Такой вопрос задавали почти все рецензенты. Известному поэту и либреттисту 
Сергею Митрофановичу Городецкому, как и некоторым другим критикам, казалось, 
что второй акт не развивал сюжет балета и был скорее похож на вставной 
дивертисмент, которыми так изобиловали старые балеты. Но многие авторы статей 
оценили постановку нового балета как удачу. Ивинг озаглавил свою статью 
«Перелом в балете» и назвал появление на советской балетной сцене «Красного 
мака» крупной победой. Театральный критик, автор балетных либретто Николай 
Дмитриевич Волков считал постановку Большого театра достижением, хотя и видел в 
балете недостатки. Волков, хорошо знавший творчество Гельцер, писал о громадной 
культуре русской балерины, о том, что она, как никто, умеет проникаться 
материалом роли, что каждое ее движение и даже пауза точно рассчитаны и 
определены. Балет всегда по своей природе несколько условен, и надо обладать 
талантом, чтобы правдиво, искренне передать все сложнейшие драматические 
переживания героини.
 Балет «Красный мак» за десять последующих лет прошел в Большом театре более 
350 раз — случай небывалый. Театр гордился тем, что первым в стране открыл эру 
нового советского балета.
 Пройдет еще несколько лет, и в 1937 году Гельцер получит за верное служение 
своему искусству самую дорогую награду — орден Ленина.

 XIV. Вместе с народом





   …Жизнь — это путь, суровый и далекий,
   Невыдуманных песен и страстей…



 С. Орлов

 Зима 1940 года выдалась очень суровая, морозы держались долго, и часто 
термометр показывал под сорок градусов. Начиная свой день, Екатерина Васильевна 
выглядывала в окно, вернее, в маленький островок на стекле, оставшийся 
прозрачным, не тронутым ледяным узором, и вздыхала: опять холодно, вон и 
воробьи жмутся в углах балкона, как бы не замерзли. И просила кого-нибудь из 
домашних насыпать в кормушку на балконе пшена или покрошить хлеба.
 Балерина и теперь каждое утро обязательно проделывала небольшой экзерсис, 
чтобы «быть в форме», как она любила говорить. Все, что касалось ее искусства, 
выполнялось неукоснительно. Она не пропускала заседаний балетной секции в ВТО, 
которую возглавляла многие годы. Ее видели в театре на новом спектакле или на 
юбилее товарища по искусству. Случалось, к концу дня Гельцер чувствовала 
усталость. Она понимала, что это дают себя знать годы, но прятала в глубине 
сознания эту мысль, интуитивно не желая сдаваться. Зима была в самом разгаре. А 
Екатерина Васильевна ожидала с нетерпением лета, надеясь поехать в свой любимый 
Кисловодск.
 Недавно серьезно захворал Тихомиров. Болезнь не первый год тревожила его, он 
понемногу подлечивался. А теперь врачи не велят выходить из дома, предписали 
строгий режим. Долголетняя дружба Екатерины Васильевны и Василия Дмитриевича 
выдержала все жизненные испытания. И хотя они разошлись и у Тихомирова была 
новая семья, для балерины стало естественным ежедневно беспокоиться о нем, 
звонить по телефону. Теперь же, когда Тихомиров вынужден видеться с друзьями 
только дома, Гельцер часто заходит к нему. Живут они почти рядом, в Брюсовском 
переулке.
 Первое время после переезда с Рождественского бульвара, где Гельцер прожила 
много лет, сюда, в Брюсовский, она тосковала по родным местам. Но привыкла и 
даже полюбила этот уголок Москвы, между улицей Гер-
 цена и Горького. В середине переулка стоит старая церковь Воскресения, ей уже 
более трехсот лет. А Гельцер всегда была неравнодушна к старине.
 Случилось так, что Брюсовский стал вроде бы «театральным» переулком — тут 
живут Качаловы, Леонидов, Нежданова и Голованов, Катульская и Обухова, 
Федоровский и Берсенев. Всегда общительная, Екатерина Васильевна или принимает 
у себя друзей, или торопится на огонек к тем, с которыми прошла не один десяток 
лет жизни.
 К Тихомирову наведываются молодые артисты балета или просто так, проведать, а 
чаще просят показать «Ноктюрн», или «Мазурку», или какой-нибудь еще концертный 
номер, из тех, что Василий Дмитриевич танцевал с Гельцер. В большой комнате, в 
столовой, в кресле усаживается хозяин дома. Мебель расставляется вдоль стен, и 
Василий Дмитриевич рассказывает, из каких па состоял «Ноктюрн». Гости тут же 
пробуют повторять элементы номера. Если при этом оказывается и Екатерина 
Васильевна, она по старой привычке и теперь проявляет нетерпение.