общих мест народной морали, даже если он вливает свой собственный задор в 
поэтические формы, уже использованные Аленом Шартье, Эсташем Дешаном или Шарлем 
Орлеанским и даже Рютбёфом, Франсуа Вийон представляет в них весь блеск своего 
гения. Вспомните только…
 «Баллада о дамах былых времен» появляется первой после тревожного описания 
смерти.



   Скажи, в каких краях они,
   Таис, Алкида, — утешенье
   Мужей, блиставших в оны дни?
   Где Флора, Рима украшенье?…
   Но где снега былых времен?  [225]  



 За этим тотчас следует «Баллада о сеньорах былых времен».



   Скажите, Третий где Калист,
   Кто папой был провозглашен…
   Но где наш славный Шарлемань?  [226]  



 Затем идет «Баллада на старофранцузском».



   А где апостолы святые
   С распятьями из янтарей?…
   Развеют ветры смертный прах!  [227]  



 На фоне размышлений о времени и жизни появляются «Жалобы Прекрасной 
Оружейницы» — вещь исключительная, не заимствующая свою форму ни у какого 
определенного типа стихов и не дающая возможности скандировать рефрен.



   Сгорели вмиг дрова сухие,
   И всех нас годы подвели!  [228]  



 А вот «Баллада-завет Прекрасной Оружейницы гулящим девкам» — шедевр 
сдерживаемой эмоции, где прошлое продолжает освещать печальное настоящее, 
показывая преемственность поколений.



   Внимай, ткачиха Гийометта,
   Хороший я даю совет…
   Монете старой нет хожденья  [229]  .



 И подводит всему итог «Двойная баллада о любви».



   Люби, покуда бродит хмель,
   Гуляй, пируй зимой и летом…
   Как счастлив тот, кто не влюблен!  [230]  



 Кончается остроумное завещание, и далее следуют «дары». Своей матери Вийон 
оставляет «Балладу-молитву Богоматери», на самом деле являющуюся молитвой 
самого Вийона.



   О Дева-мать, владычица земная,
   Царица неба, первая в раю…
   И с верой сей мне жить и умереть  [231]  .