Страдая от душевных ран,
   Смерть будешь призывать с тоскою,
   И если, ослабев душою,
   Устав от страшного житья,
   Жизнь оборвешь своей рукою, -
   Что ж делать! Бог тебе судья!  [179]  



 Однако в конце концов смерть убивает старость. Она уравнивает всех. Сильных и 
слабых. Кого бояться и чего бояться, если смерть у порога?



   Чего же мне теперь бояться,
   Коль смерть кладет предел всему?



 Старость легко воплощается в Прекрасную Оружейницу с поблекшими чарами. У 
смерти — лицо несчастных случаев, угрожающих самому Вийону. Слабовольного 
морализатора, но тем не менее морализатора, интересует лишь смерть, которой 
удается избежать. Смерть — это поражение, а поражение — это ошибка. Баллады, 
написанные на жаргоне, являют тому странное свидетельство: поэт боится веревки 
и пытается избавить от нее тех, кого он любит. Берегись палача, говорит одна из 
них.



   А если влипните, ребята,
   Вам тошен будет белый свет
   Под грабками лихого ката.



 Не видеть «жестокую» — вот что тревожит Вийона с той поры, как в Мёне он 
почувствовал на шее веревку и как в Париже, куда он вернулся, на его бедную 
голову посыпались всевозможные несчастья. Из-за виселицы теряешь почву под 
ногами. Задушить прохожего, чтобы обобрать его, — здорово. Но быть в свою 
очередь задушенным пеньковой веревкой — это совсем не так весело.



   Кто в лапы угодил злодею,
   Тот на воздусях поплясал:
   Палач сломал бедняге шею  [180]  .



 Парижанину не надо делать много усилий, чтобы вспомнить о смерти, так же как и 
о виселице. Город состоит из своих мертвецов, как и из своих горожан. На 
кладбище живут, как живут на перекрестке. Кладбище Невинноубиенных младенцев — 
место собраний, тайных сборищ, галантных рандеву. Кладбище святого Иоанна со 
стороны улицы Сент-Антуан, столь же, если не более, часто посещаемо буржуа. На 
кладбище молятся и собирают пожертвования, но все смеются при виде груды трупов,
 не задумываясь ни на миг о том, что развлекаться перед таким количеством 
мертвых — просто кощунство. Смерть — это конец жизни, и все.
 Поэт в свою очередь размышляет на кладбище о бренности человека и лишний раз 
убеждается в этом, созерцая образ, нарисованный в «Пляске смерти», образ, 
наводящий на мысль не столько о вечности, сколько о тщетности всего сущего. Все 
черепа в могиле равны. Принадлежали ли они могущественным людям или 
посредственным? Какое это имеет значение? Все в одной куче.



   Я вижу черепов оскалы,
   Скелетов груды… Боже мой,
   Кто были вы? Писцы? Фискалы?
   Торговцы с толстою мошной?
   Корзинщики? Передо мной
   Тела, истлевшие в могилах…
   Где мэтр, а где школяр простой,
   Я различить уже не в силах.
   Здесь те, кто всем повелевал,
   Король, епископ и барон,
   И те, кто головы склонял, -
   Все равны после похорон!
   Вокруг меня со всех сторон
   Лежат вповалку, как попало,
   И нет у королей корон: