А я, бедный галантерейщик из Ренна,
   Я ль не умру? Да, если Богу так угодно,
   Но мне хотелось бы раздать всем подарки,
   Тогда смерть мне не страшна  [164]  .



 Лишь бы успеть свести со всеми счеты, а там можно и умереть. Люди более 
значительные, чем он, не ускользают от смерти. Галантерейщик там не для того, 
чтобы установить чью-то профессию, а Ренн упоминается не для того, чтобы 
определить чье-то местонахождение. «Маленькому галантерейщику — маленькая 
корзина», — с покорностью говорит герой современного Вийону романа, 
озаглавленного «Маленький Жан из Сентре» — Антуана де ла Саля. И опять же 
маленький галантерейщик дважды выводит на сцену герцога Карла Орлеанского, 
чтобы дать жизнь персонажу из простонародья.



   Я зарабатываю один денье за другим,
   Но мне далеко до венецианских сокровищ!
   Маленькому галантерейщику — маленькую корзину…  [165]  



 «Корзина» как таковая Вийону не нужна, но он сохраняет образ, имеющий хождение 
в литературном языке его времени. Однако в отличие от Карла Орлеанского или 
Антуана де ла Саль Франсуа Вийон толкует по-своему понятие «галантерейчик». 
Герцог и сеньор могут рассудить так: галантерейщик — это хорошо для людей 
маленьких! А бедный школяр в Париже не может презирать зажиточного буржуа, коим 
является галантерейщик. В то время, когда Вийон составляет свое «Завещание», 
долгое путешествие его завершилось. Он возвращается в Париж. Он может называть 
себя кем угодно, хоть бретонцем. Но галантерейщик в Париже — это человек 
благородный, твердо стоящий на ногах торговец, продающий и оптом, и в розницу 
внешние знаки буржуазной зажиточности: шелковые ленты, золотые нитки, 
перламутровые пуговицы, пояса с заклепками, серебряные застежки, ножи с 
кольцами на рукоятках, гребни из слоновой кости, алебастровые дощечки… 
Галантерейщик в Париже не жалуется на свою долю…
 На своем пути поэт встретил других продавцов галантерейных товаров; среди них 
и крестьяне, и «тюконосы», таскающие на спине в «тюках» предметы их торговли. 
Эти галантерейщики продают чепчики и вязаные носки, костяные гребни и карманные 
ножи. Об этих «тщедушных лоточниках», у которых никогда не будет крыши над 
головой, об этих горемыках думает Вийон, когда просит, чтобы его пожалели. И 
тогда, вместо того чтобы использовать слово «галантерейщик», он изобретает 
«галантерейчик» и называет себя «бедным галантерейчиком из Ренна».
 Удачно продать товары с Запада — проблема. Сен-Женеру находится в Пуату 
(сегодня в Дё-Севр), а Сен-Жюльен-де-Вувант — на границе Бретани и Анжу 
(сегодня в Ла Луар-Атлантик). «Возле» — это около сотни километров: несколько 
дней пути для «бедного галантерейчика». Вийон или ошибается, или насмешничает.
 На самом деле речь идет о том, чтобы завещать кабатчику Робену Тюржи, в 
качестве платы за выпитое, право стать старшиной и добрый совет: пусть приходит,
 если найдет жилище поэта. Но если он его найдет, то станет сильнее, чем любой 
колдун…
 Две дамы из Сен-Женеру или из Сен-Жюльен-де-Вувант не имеют особых причин для 
упоминания, но поэту надо ввести четверостишие на пуатвенском диалекте, который 
иногда слышат на берегах Сены, как слышат там диалект лимузенский, над которым 
будет потешаться Рабле. Совершенно очевидно, что во время своих скитаний Вийон 
немного научился пуатвенскому языку. Но где происходит событие — там или еще 
где-нибудь, — ему все равно. И вот снова появляются зарифмованные имена 
собственные.



   Они прекрасны и милы,
   Живущие в Сен-Женеру,
   У Сен— Жюльен-де-Вувант.
   Я всех их посещал, от Бретани до Пуату,
   Но не скажу вам точно,
   Где они живут.
   Клянусь душой, я не безумец,
   Чтобы сообщать вам адреса моих любовниц  [166]  .



 Он хочет сказать, что, где бы его ни искали, его не найдут. Он не скажет и где 
проживают все его подружки. «Клянусь своей душой!» Но он не до такой степени 
безумен. То, что он хочет утаить адреса «своих любовниц», — это одно, а то, что 
он сам прячется от всех, — это уже другое, но самый загадочный тайник — в 
Париже. Главное в том, что Вийон немного поразвлекался, «поговорив на 
пуатвенском наречии», другими словами — скрываясь от своего кредитора. Две дамы,
 появившиеся в стихах, — это для полноты образа, посему они «красивы и милы».