своим искусством организовывать ристалища, а также своими талантами живописца, 
поэта и музыканта.
 Судьба юной Амбруазы решилась там, в Сомюре, где король Сицилии организовал 
турнир, продлившийся сорок дней. Отец ее туда привез. И там ее заметили.
 Турнир получился превосходный. С утра до вечера рыцари, которых турское 
перемирие обрекло на бездействие — война за окончательное возвращение 
территорий возобновилась лишь в 1449 году, — состязались в подвигах, разыгрывая 
что-то вроде рыцарского романа. А ставкой были сердца дам, укрывавшихся от 
ветра на выстеленных драгоценными коврами трибунах. Устроители обозначили даже 
перекресток, который ни одной из них не позволялось пересекать, прежде чем 
кто-то из «чемпионов» не поломает ради нее пару копий. Можно было подумать, что 
вдруг вернулся XII век. Веселились вовсю. Некоторые входили в азарт.
 По вечерам, закончив турнир, шли пировать в сомюрский замок, причем король 
Рене стремился поразить гостей великолепием. И там, сменяя игры доблести, 
вступали в свои права игры любви, искрившиеся остроумием и длившиеся до поздней 
ночи.
 Робер д'Эстутвиль отличался и храбростью, и красноречием. И ему удалось 
покорить сердце прекрасной Амбруазы де Лоре. Восседая на покрытой 
красно-голубой — цвета его герба — попоной лошади, он поломал копья. На его 
шлем — нашлемник был выполнен в виде головы мавра, украшенной двуцветным 
покровом, — обратили внимание. Ради прекрасных глаз Амбруазы он бросил вызов 
министру двора Анжу господину Луи де Бово. И победил. А затем попросил руки 
своей дамы сердца.
 Прошло десять лет. О Робере д'Эстутвиле и его жене постоянно говорили как об 
идеальной супружеской паре. Амбруаза слыла безупречнейшей хозяйкой дома. Цвет 
парижского общества почитал за счастье бывать в ее особняке на улице Жуи. Там 
читались стихи. Был ли там принят Вийон? Возможно, супруга прево просто оказала 
какую-нибудь помощь бедному школяру, который тоже сочинял стихи.
 Затем наступила опала. По восшествии на престол Людовика XI Робера д'Эстутвиля 
бросили в Бастилию; четыре года спустя тот же самый король восстановил его в 
должности прево. Однако друзей за время тяжких испытаний поубавилось. Платил ли 
Вийон, сочиняя балладу, какой-то долг? Включив в свое «Завещание» балладу, 
которую влюбленный муж мог преподнести своей верной жене, он одарил сразу двух 
людей.
 Подарок этот сугубо индивидуализирован, потому что имя молодой женщины 
прочитывается в начальных буквах четырнадцати первых строчек, в акростихе, 
который тогда любили все, а Вийон особенно. Баллада отвечала всем требованиям 
моды того времени: сама она изобилует аллегориями и символами, а предшествующий 
ей куплет, где содержится посвящение опальному прево, богат лестными аллюзиями. 
Вийон имел представление о том круге людей, он хорошо знал, что больше всего 
нравится участвовавшим в турнирах любителям деланной и обветшалой «галантности».

 Чувствуется, что поэт заставлял себя писать в несвойственной ему манере. И 
баллада, и акростих создавались как своего рода упражнение. Однако в 
предшествующих балладе строчках отчетливо различим голос сердца. Есть даже 
какая-то дружеская ирония в сравнении Робера д'Эстутвиля с Гектором. Мол, лучше 
уж пусть он расскажет своей жене стихи Вийона; поэт считает, что прево более 
искусен в турнирных делах, нежели в речах.



   Прево парижскому, который
   Жену копьем себе добыл,
   Не тратя слов на разговоры
   (Не то что Гектор иль Троил), -
   Он короля Рене сразил
   И первым стал в турнирном круге, -
   Сию балладу я сложил
   В честь молодой его супруги  [139]  .



 Герой «Романа о Троиле», который пересказал сам Луи де Бово, взяв за основу 
«Филострато» Боккаччо, был до такой степени застенчив, что не осмеливался 
сообщить даме своей мечты о снедавшей его страсти. И ему пришлось привлекать к 
себе ее внимание с помощью ратных подвигов. Впору предположить, что он же, Бово,
 сочинил и эту похвалу супружеской жизни, которую Вийон превратил в двойной 
подарок чете д'Эстутвилей.



   Алой окрашено небо зарей,
   Мечется сокол в предчувствии боя,
   Брошенный в небо, мчится стрелой,
   Ранит голубку и мнет под собою.
   Участь нам эту всевластной рукою
   Амур уготовал. Ваша звезда,
   Знайте, уже не затмится другою,
   А поэтому с вами я буду всегда.
   Душу мою не отдам я другой,