клана  Туатха  Де Данаан, стал нарушать  один  за другим свои гейсы. Так, он
вмешался  в  ссору между двумя своими слугами  в Мунстере, а возвратившись в
Тару, увидел, что все ее окрестности объяты заревом и окутаны дымом пожаров.
Король и его приближенные  решили, что это грабит столицу войско, вторгшееся
с  севера,  и чтобы поскорее  освободить  ее от насильников, Конэйр со своим
отрядом поспешил обойти Тару  с  правой  стороны, а  затем  обогнуть равнину
Бреджия с  левой. Однако,  как оказалось, и зарево,  и дым пожарищ на  самом
деле были лишь  наваждением,  иллюзией,  вызванной  чарами  богов Tyaтхa  Де
Данаан,  которые   сосредоточили  все  свои  силы  на  том,  чтобы  погубить
неугодного короля. На пути к Бреджии Конэйр начал было преследовать "злобных
зверей из Керны", которых на самом деле не было, "но так  ничего и не увидел
до тех пор, пока не прекратил погоню".
     Затем  Конэйр   решил  где-нибудь  переночевать  и  обнаружил,  что  он
находится неподалеку  от  приюта  Да Дерги, лорда Лейнстера. Приют этот  дал
название одной из знаменитых песен бардов - "Разрушение приюта Да Дерги". Во
время  прибытия  Да  Дерги в Тару  Конэйр успел породниться  с ним и поэтому
посчитал себя вправе воспользоваться законом  гостеприимства и  обратиться к
новому  родственнику.  Да  Дерга  жил  в  огромном  доме  с  семью  дверьми,
находившейся   неподалеку  от   современного   Дублина,  скорее  всего  -  в
Доннибруке, на  большой дороге,  ведущей в  город  с юга. И  когда его отряд
направился  к этому приюту, произошел странный случай: Конэйр увидел впереди
себя  трех  всадников,  облаченных  в  красные одежды и скакавших  на  конях
красной масти. Король тотчас вспомнил свой гейс о "трех всадниках в красном"
и послал вдогонку за ними гонца с повелением вернуться и уступить дорогу. Но
хотя гонец  едва  не загнал  коня, ему  так и не удалось приблизиться к трем
красным  всадникам  ближе чем на бросок боевого копья. Тогда он крикнул, что
король повелевает им вернуться, но один из всадников, обернувшись  и  смерив
его насмешливым взглядом, с  издевкой посоветовал гонцу  поспешить в "приют,
где его ожидают важные новости". Узнав об этом, король вновь и вновь посылал
гонцов  за всадниками, обещая  им большую  награду, если те пропустят короля
вперед и не  будут  маячить  перед ним. Наконец один из  них пропел  грозное
магическое заклинание: "О сын мой! У нас важные вести... Измучились кони, на
коих  мы  скачем, - кони  из сказочных пещер. Хотя  мы  и живы, мы уж  давно
мертвы.   Сын   мой,  какие  грозные  знаки:  головы  сложить,  стервятников
накормить,  воронов угостить, смертельный удар получить, лезвия мечей кровью
живой обагрить... Видишь - щиты пробиты насквозь на закате. Горе, о сын мой,
горе!" После этого  всадники поскакали  вперед, соскочили  со  своих красных
коней,  привязали  их у  входа в приют Да  Дерги и, войдя  в  него,  уселись
напротив дверей. Кстати сказать, "Дерга" означает "Красный". Таким  образом,
оказалось, что Конэйр скакал по дороге  следом за тремя всадниками в красном
в сторону дома Красного. "Увы, - печально заметил Конэйр,  - получается, что
я в один вечер нарушил все свои гейсы.
     С этого момента история Конэйра приобретает характер сверхъестественной
и  мистической притчи,  что, согласно логике ее автора-барда,  указывает  на
приближение  развязки.  Наступила  ночь,  и  на  берегу  Дублинского  залива
высадился  разбойничий  отряд   Ингкела.  Грабители   еще  издали   услышали
приближение  королевской  кавалькады  и  послали  сотоварища,  отличавшегося
острым  зрением, взглянуть, что там  такое.  Вернувшись,  тот рассказал, что
вслед за  Конэйром  в приют  вошел  многочисленный  отряд хорошо вооруженных
воинов. Затем раздался громкий скрежет. Ингкел спросил Феррогана, что бы это
могло быть. Оказалось, что это воин-великан Мак Кехт бьет  кремнем о железо,
спеша  высечь искру  и  развести огонь,  чтобы  приготовить ужин для короля.
"Боже! И зачем  только король оказался здесь этой ночью! - воскликнули  сыны
Десы.  - Какая  досада, что он  попал в руки  врагов".  Однако Ингкел тотчас
напомнил  им, что он в свое время помог им расправиться со своим собственным
отцом  и  братьями  и что  теперь они не  вправе отказываться участвовать  в
нападении на  короля  в  приюте, которое он давно  задумал. Свет от  костра,
разведенного  Мак  Кехтом.  помог отряду  разбойников:  они  заметили  блеск
металлических спиц на  колесах колесниц, стоявших  у дверей приюта. Так  был
нарушен еще один гейс Конэйра.
     Ингкел со своими  подручными сложили большую пирамиду из камней. Каждый
из разбойников  положил  в нее  по камню, так что в итоге получился памятный
знак в честь будущей битвы и в  то же время  своего рода счеты, для подсчета
числа убитых.  Дело в том, что каждый ocтавшийся в живых после битвы забирал
свой камень обратно.
     Теперь  место  действия  опять   переносится  в   приют,  куда   прибыл
королевский  отряд,  намеревавшийся  переночевать  там.  К   дверям  подошла
незнакомая женщина и, постучав,  попросила  впустить  ее. "Голени у нее были
длинными, словно брусья ткацкого станка, и черными, как панцирь  жука-оленя.
На ней была серая шерстяная накидка. Ее волосы ниспадали до самых колен. Рот
ее был перекошен на один  бок, к самому уху". Это была сама Морриган, богиня
смерти  и разрушения клана  Туатха Де Данаан. Перегнувшись  через порог, она
злобно поглядела на короля и его воинов.
     -  Послушай, женщина, - заговорил Конэйр. - ты ведьма-пророчица, скажи,
что нас ждет.
     - Вас ждет беда,  -  отвечала та, - знайте, что  ни  одна крупица вашей
плоти не сможет  покинуть дома, в который  вы сами пришли,  кроме того,  что
унесут в когтях стервятники.
     Затем Морриган опять попросила впустить ее. Конэйр заявил, что его гейс
запрещает ему впускать в свой дом после заката одинокого мужчину  и одинокую