просвирниной дочери там женился.
Наутро говорит старуха красной девице:
– Вот тебе подарок: золотое пялечко да иголочка; ты только пялечко держи, а 
иголочка сама вышивать будет. Ну, теперь ступай с богом и наймись к просвирне в 
работницы.
Сказано – сделано. Пришла красная девица на просвирнин двор и нанялась в 
работницы; дело у ней так и кипит под руками: и печку топит, и воду носит, и 
обед готовит. Просвирня смотрит да радуется.
– Слава богу! – говорит своей дочке. – Нажили себе работницу и услужливую и 
добрую: без наряду все делает!
А красная девица, покончив с хозяйскими работами, взяла серебряное донце, 
золотое веретенце и села прясть: прядет – из кудели нитка тянется, нитка не 
простая, а чистого золота. Увидала это просвирнина дочь:
– Ах, красная девица! Не продашь ли мне свою забаву?
– Пожалуй, продам!
– А какая цена?
– Позволь с твоим мужем ночь перебыть.
Просвирнина дочь согласилась.
«Не беда! – думает. – Ведь мужа можно сонным зельем опоить, а чрез это 
веретенце мы с матушкой озолотимся!»
А Финиста ясна сокола дома не было: целый день гулял по поднебесью, только к 
вечеру воротился.
Сели ужинать; красная девица подает на стол кушанья да все на него смотрит, а 
он, добрый мо?лодец, и не узнает ее. Просвирнина дочь подмешала Финисту ясну 
соколу сонного зелья в питье, уложила его спать и говорит работнице:
– Ступай к нему в горницу да мух отгоняй!
Вот красная девица отгоняет мух, а сама слезно плачет:
– Проснись-пробудись, Финист ясный сокол! Я, красна девица, к тебе пришла; три 
чугунных посоха изломала, три пары башмаков железных истоптала, три просвиры 
каменные изглодала да все тебя, милого, искала!
А Финист спит, ничего не чует; так и ночь прошла.
На другой день работница взяла серебряное блюдечко и катает по нем золотым 
яичком: много золотых яиц накатала! Увидала просвирнина дочь.
– Продай, – говорит, – мне свою забаву!
– Пожалуй, купи.
– А как цена?
– Позволь с твоим мужем еще единую ночь перебыть.
– Хорошо, я согласна!
А Финист ясный сокол опять целый день гулял по поднебесью, домой прилетел 
только к вечеру.
Сели ужинать, красная девица подает кушанья да все на него смотрит, а он словно 
никогда и не знавал ее. Опять просвирнина дочь опоила его сонным зельем, 
уложила спать и послала работницу мух отгонять.
И на этот раз, как ни плакала, как ни будила его красная девица, он проспал до 
утра и ничего не слышал.
На третий день сидит красная девица, держит в руках золотое пялечко, а иголочка 
сама вышивает – да такие узоры чудные! Загляделась просвирнина дочка.
– Продай, красная девица, продай, – говорит, – мне свою забаву!
– Пожалуй, купи!
– А как цена?
– Позволь с твоим мужем третью ночь перебыть.
– Хорошо, я согласна!
Вечером прилетел Финист ясный сокол; жена опоила его сонным зельем, уложила 
спать и посылает работницу мух отгонять.
Вот красная девица мух отгоняет, а сама слезно причитывает:
– Проснись-пробудись, Финист ясный сокол! Я, красна девица, к тебе пришла; три 
чугунных посоха изломала, три пары железных башмаков истоптала, три каменные 
просвиры изглодала – все тебя, милого, искала!
А Финист ясный сокол крепко спит, ничего не чует.
Долго она плакала, долго будила его; вдруг упала ему на щеку слеза красной 
девицы, и он в ту ж минуту проснулся:
– Ах, – говорит, – что-то меня обожгло!
– Финист ясный сокол! – отвечает ему девица. – Я к тебе пришла; три чугунных 
посоха изломала, три пары железных башмаков истоптала, три каменные просвиры 
изглодала – все тебя искала! Вот уж третью ночь над тобою стою, а ты спишь – не 
пробуждаешься, на мои слова не отзываешься!
Тут только узнал Финист ясный сокол и так обрадовался, что сказать нельзя.
Сговорились и ушли от просвирни.
Поутру хватилась просвирнина дочь своего мужа: ни его нет, ни работницы! Стала 
жаловаться матери; просвирня приказала лошадей заложить и погналась в погоню.
Ездила, ездила, и к трем старухам заезжала, а Финиста ясна сокола не догнала: 
его и следов давно не видать!
Очутился Финист ясный сокол со своею суженой возле ее дома родительского; 
ударился о сыру землю и сделался перышком: красная девица взяла его, спрятала 
за пазушку и пришла к отцу.
– Ах, дочь моя любимая! Я думал, что тебя и на свете нет; где была так долго?
– Богу ходила молиться.
А случилось это как раз около святой недели. Вот отец со старшими дочерьми 
собираются к заутрене.
– Что ж, дочка милая, – спрашивает он меньшую, – собирайся да поедем; нынче