отзыва! Выломали двери, а в тереме пусто.
Доложили царю, что молодые убежали; озлобился он и послал за ними погоню 
великую.
А Василиса Премудрая с Иваном-царевичем уже далеко-далеко! Скачут на борзых 
конях без остановки, без роздыху.
– Ну-ка, Иван-царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от 
морского царя?
Иван-царевич соскочил с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
– Слышу я людскую молвь и конский топ!
– Это за нами гонят! – сказала Василиса Премудрая и тотчас обратила коней 
зеленым лугом, Ивана-царевича старым пастухом, а сама сделалась смирною овечкою.

Наезжает погоня:
– Эй, старичок! Не видал ли ты – не проскакал ли здесь добрый мо?лодец с 
красной девицей?
– Нет, люди добрые, не видал, – отвечает Иван-царевич, – сорок лет как пасу на 
этом месте – ни одна птица мимо не пролетывала, ни один зверь мимо не 
прорыскивал!
Воротилась погоня назад:
– Ваше царское величество! Никого в пути не наехали, видели только: пастух 
овечку пасет.
– Что ж не хватали? Ведь это они были! – закричал морской царь и послал новую 
погоню.
А Иван-царевич с Василисою Премудрою давным-давно скачут на бо?рзых конях.
– Ну, Иван-царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от 
морского царя?
Иван-царевич слез с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
– Слышу я людскую молвь и конский топ.
– Это за нами гонят! – сказала Василиса Премудрая; сама сделалась церквою, 
Ивана-царевича обратила стареньким попом, а лошадей деревьями.
Наезжает погоня:
– Эй, батюшка! Не видал ли ты, не проходил ли здесь пастух с овечкою?
– Нет, люди добрые, не видал; сорок лет тружусь в этой церкве – ни одна птица 
мимо не пролетывала, ни один зверь мимо не прорыскивал!
Повернула погоня назад:
– Ваше царское величество! Нигде не нашли пастуха с овечкою; только в пути и 
видели, что церковь да попа-старика.
– Что ж вы церковь не разломали, попа не захватили? Ведь это они самые были! – 
закричал морской царь и сам поскакал вдогонь за Иваном-царевичем и Василисою 
Премудрою. А они далеко уехали.
Опять говорит Василиса Премудрая:
– Иван-царевич! Припади к сырой земле – не слыхать ли погони?
Слез царевич с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
– Слышу я людскую молвь и конский топ пуще прежнего.
– Это сам царь скачет.
Оборотила Василиса Премудрая коней озером, Ивана-царевича селезнем, а сама 
сделалась уткою.
Прискакал царь морской к озеру, тотчас догадался, кто таковы утка и селезень; 
ударился о сыру землю и обернулся орлом. Хочет орел убить их до смерти, да не 
тут-то было: что ни разлетится сверху... вот-вот ударит селезня, а селезень в 
воду нырнет; вот-вот ударит утку, а утка в воду нырнет! Бился, бился, так 
ничего и не смог сделать.
Поскакал царь морской в свое подводное царство, а Василиса Премудрая с 
Иваном-царевичем выждали доброе время и поехали на святую Русь.
Долго ли, коротко ли, приехали они в тридесятое царство.
– Подожди меня в этом лесочке, – говорит царевич Василисе Премудрой, – я пойду, 
доложусь наперед отцу, матери.
– Ты меня забудешь, Иван-царевич!
– Нет, не забуду.
– Нет, Иван-царевич, не говори, позабудешь! Вспомни обо мне хоть тогда, как 
станут два голубка в окна биться!
Пришел Иван-царевич во дворец; увидали его родители, бросились ему на шею и 
стали целовать-миловать его; на радостях позабыл Иван-царевич про Василису 
Премудрую.
Живет день и другой с отцом, с матерью, а на третий задумал свататься на 
какой-то королевне.
Василиса Премудрая пошла в город и нанялась к просвирне в работницы. Стали 
просвиры готовить; она взяла два кусочка теста, слепила пару голубков и 
посадила в печь.
– Разгадай, хозяюшка, что будет из этих голубков?
– А что будет? Съедим их – вот и все!
– Нет, не угадала!
Открыла Василиса Премудрая печь, отворила окно – и в ту ж минуту голуби 
встрепенулися, полетели прямо во дворец и начали биться в окна; сколько 
прислуга царская ни старалась, ничем не могла отогнать их прочь.
Тут только Иван-царевич вспомнил про Василису Премудрую, послал гонцов во все 
концы расспрашивать да разыскивать и нашел ее у просвирни; взял за руки белые, 
целовал в уста сахарные, привел к отцу, к матери, и стали все вместе жить, да 
поживать, да добра наживать.