же яблонь и, сидя час и другой ночи, заснул так крепко, что не слыхал, как 
жар-птица прилетала и яблочки щипала.
Поутру царь Выслав призвал его к себе и спрашивал:
– Что, сын мой любезный, видел ли ты жар-птицу или нет?
– Милостивый государь-батюшка! Она эту ночь не прилетала.
На третью ночь пошел в сад караулить Иван-царевич и сел под ту же яблонь; сидит 
он час, другой и третий – вдруг осветило весь сад так, как бы он многими огнями 
освещен был: прилетела жар-птица, села на яблоню и начала щипать яблочки.
Иван-царевич подкрался к ней так искусно, что ухватил ее за хвост; однако не 
мог ее удержать: жар-птица вырвалась и полетела, и осталось у Ивана-царевича в 
руке только одно перо из хвоста, за которое он весьма крепко держался.
Поутру, лишь только царь Выслав от сна пробудился, Иван-царевич пошел к нему и 
отдал ему перышко жар-птицы.
Царь Выслав весьма был обрадован, что меньшому его сыну удалось хотя одно перо 
достать от жар-птицы.
Это перо было так чудно и светло, что ежели принесть его в темную горницу, то 
оно так сияло, как бы в том покое было зажжено великое множество свеч. Царь 
Выслав положил то перышко в свой кабинет как такую вещь, которая должна вечно 
храниться. С тех пор жар-птица не летала уже в сад.
Царь Выслав опять призвал к себе детей своих и говорил им:
– Дети мои любезные! Поезжайте, я даю вам свое благословение, отыщите жар-птицу 
и привезите ко мне живую; а что прежде я обещал, то, конечно, получит тот, кто 
жар-птицу ко мне привезет.
Димитрий и Василий-царевичи начали иметь злобу на меньшего своего брата 
Ивана-царевича, что ему удалось выдернуть у жар-птицы из хвоста перо; взяли они 
у отца своего благословение и поехали двое отыскивать жар-птицу.
А Иван-царевич также начал у родителя своего просить на то благословения. Царь 
Выслав сказал ему:
– Сын мой любезный, чадо мое милое! Ты еще молод и к такому дальнему и трудному 
пути непривычен; зачем тебе от меня отлучаться? Ведь братья твои и так поехали. 
Ну, ежели и ты от меня уедешь, и вы все трое долго не возвратитесь? Я уже при 
старости и хожу под богом; ежели во время отлучки вашей господь бог отымет мою 
жизнь, то кто вместо меня будет управлять моим царством? Тогда может сделаться 
бунт или несогласие между нашим народом, а унять будет некому; или неприятель 
под наши области подступит, а управлять войсками нашими будет некому.
Однако сколько царь Выслав ни старался удерживать Ивана-царевича, но никак не 
мог не отпустить его, по его неотступной просьбе. Иван-царевич взял у родителя 
своего благословение, выбрал себе коня, и поехал в путь, и ехал, сам не зная, 
куды едет.
Едучи путем-дорогою, близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли, скоро сказка 
сказывается, да не скоро дело делается, наконец приехал он в чистое поле, в 
зеленые луга. А в чистом поле стоит столб, а на столбу написаны эти слова: «Кто 
поедет от столба сего прямо, тот будет голоден и холоден; кто поедет в правую 
сторону, тот будет здрав и жив, а конь его будет мертв; а кто поедет в левую 
сторону, тот сам будет убит, а конь его жив и здрав останется».
Иван-царевич прочел эту надпись и поехал в правую сторону, держа на уме: хотя 
конь его и убит будет, зато сам жив останется и со временем может достать себе 
другого коня.
Он ехал день, другой и третий – вдруг вышел ему навстречу пребольшой серый волк 
и сказал:
– Ох ты гой еси, младой юноша, Иван-царевич! Ведь ты читал, на столбе написано, 
что конь твой будет мертв; так зачем сюда едешь?
Волк вымолвил эти слова, разорвал коня Ивана-царевича надвое и пошел прочь в 
сторону.
Иван-царевич вельми сокрушался по своему коню, заплакал горько и пошел пеший.
Он шел целый день и устал несказанно и только что хотел присесть отдохнуть, 
вдруг нагнал его серый волк и сказал ему:
– Жаль мне тебя, Иван-царевич, что ты пеш изнурился; жаль мне и того, что я 
заел твоего доброго коня. Добро! Садись на меня, на серого волка, и скажи, куда 
тебя везти и зачем?
Иван-царевич сказал серому волку, куды ему ехать надобно; и серый волк помчался 
с ним пуще коня и чрез некоторое время как раз ночью привез Ивана-царевича к 
каменной стене не гораздо высокой, остановился и сказал:
– Ну, Иван-царевич, слезай с меня, с серого волка, и полезай через эту каменную 
стену; тут за стеною сад, а в том саду жар-птица сидит в золотой клетке. Ты 
жар-птицу возьми, а золотую клетку не трогай; ежели клетку возьмешь, то тебе 
оттуда не уйти будет: тебя тотчас поймают!
Иван-царевич перелез через каменную стену в сад, увидел жар-птицу в золотой 
клетке и очень на нее прельстился. Вынул птицу из клетки и пошел назад, да 
потом одумался и сказал сам себе:
– Что я взял жар-птицу без клетки, куда я ее посажу?
Воротился и лишь только снял золотую клетку – то вдруг пошел стук и гром по 
всему саду, ибо к той золотой клетке были струны приведены. Караульные тотчас 
проснулись, прибежали в сад, поймали Ивана-царевича с жар-птицею и привели к 
своему царю, которого звали Долматом.
Царь Долмат весьма разгневался на Ивана-царевича и вскричал на него громким и 
сердитым голосом:
– Как не стыдно тебе, младой юноша, воровать! Да кто ты таков, и которыя земли, 
и какого отца сын, и как тебя по имени зовут?
Иван-царевич ему молвил: