– Сколько тебе, – спрашивает, – денег надобно?
– Дай пятьсот рублев.
Купец дал ему взаймы пятьсот рублев, а Иван Несчастный бросился на пристань, 
нанял работников и начал корабль строить.
Издержал все деньги, а дело еще в начале: как быть? Пошел к купцу:
– Давай, – говорит, – еще пятьсот; не то работа остановится, и твои деньги 
задарма пропадут!
Купец дал ему другие пятьсот рублев; он и те в корабль всадил, а дело еще на 
половине.
Опять приходит Иван Несчастный к купцу:
– Давай, – говорит, – еще тысячу; не то работа остановится, и твои деньги 
задарма пропадут!
Купец хоть не рад, а дал ему тысячу. Иван Несчастный выстроил корабль, нагрузил 
его угольем, забрал с собой кирки, лопатки, меха, рабочих людей и поплыл в 
открытое море.
Долго ли, коротко ли – приплывает он к тому острову, где было змеиное логовище. 
Змей только что нажрался и залег в своей норе спать.
Иван Несчастный засыпал его кругом угольем, развел огонь и давай раздувать 
мехами: пошел великий смрад по всему морю! Змей лопнул... Иван Несчастный взял 
тогда острый меч, отрубил ему все двенадцать голов и в каждой змеиной голове 
нашел по драгоценному камушку.
Вернулся из похода, продал эти камушки за несчетные суммы – так разбогател, что 
и сказать не можно! Заплатил купцу свой долг и поехал к жене.
Вот приезжает Иван Несчастный в пустыньку и видит: жена его живет с двумя 
мо?лодцами, а то были его законные сыновья-близнецы (без него родились). Пришла 
ему в голову худая мысль, схватил он острый меч и поднял на жену руку... Вмиг 
припомнилось ему доброе слово: подними руку, да не опусти, а сердце скрепи! 
Иван Несчастный скрепил свое сердце, спросил царевну про тех молодцев, и 
начался у них пир-веселье.
На том пиру и я был, мед-вино пил, калачами заедал.



Оклеветанная купеческая дочь

В некотором царстве, в некотором государстве жил купец с купчихою; у него было 
двое детей: сын и дочь; дочь была такая красавица, что ни вздумать, ни взгадать,
 разве в сказке сказать. Пришло время – заболела купчиха и померла; а вскоре 
после того захворал и купец, да так сильно, что не чает и выздороветь. Призвал 
он детей и стал им наказывать:
– Дети мои милые! Скоро я белый свет покину, уж смерть за плечами стоит. 
Благословляю вас всем моим добром; живите после меня дружно и честно; ты, дочка,
 почитай своего брата, как отца родного, а ты, сынок, люби сестру, как мать 
родную.
Вслед за тем купец помер; дети похоронили его и остались одни жить. Все у них 
идет ладно и любовно, всякое дело сообща делают.
Пожили они этак несколько времени, и вздумалось купеческому сыну:
– Что я все дома живу? Ни я людей, ни меня люди не знают; лучше оставлю сестру 
– пусть одна хозяйничает, да пойду в военную службу. Коли бог даст счастья да 
жив буду – лет через десять заслужу себе чин; тогда мне от всех почет!
Призвал он свою сестру и говорит ей:
– Прощай, сестрица! Я иду своею охотою служить богу и великому государю.
Купеческая дочь горько заплакала:
– Бог с тобой, братец! И не думала и не гадала, что ты меня одну покинешь!
Тут они простились, поменялись своими портретами и обещались завсегда друг 
друга помнить – не забывать.
Купеческий сын определился в солдаты и попал в гвардию; служит он месяц, другой 
и третий, вот уж и год на исходе, а как был он добрый мо?лодец, собой статный, 
разумный да грамотный, то начальство скоро его узнало и полюбило.
Не прошло и двух лет, произвели его в прапорщики, а там и пошли чины за чинами. 
Дослужился купеческий сын до полковника, стал известен всей царской фамилии; 
царь его жаловал, а царевич просто души в нем не чаял: называл своим другом и 
зачастую ездил к нему в гости погулять-побеседовать.
В одно время случилось царевичу быть у полковника в спальне; увидал он на стене 
портрет красной девицы, так и ахнул от изумления.
«Неужели, – думает, – есть где-нибудь на белом свете такая красавица?»
Смотрел, смотрел и влюбился в этот портрет без памяти.
– Послушай, – говорит он полковнику, – чей это портрет?
– Моей родной сестры, ваше высочество!
– Хороша твоя сестра! Хоть сейчас бы на ней женился. Да подожди, улучу 
счастливую минутку, признаюсь во всем батюшке и стану просить, чтоб позволил 
мне взять ее за себя в супружество.
С той поры еще в большей чести стал купеческий сын у царевича: на всех смотрах 
и ученьях кому выговор, кому арест, а ему завсегда благодарность. Вот другие 
полковники и генералы удивляются:
– Что б это значило? Из простого звания, чуть-чуть не из мужиков, а теперь, 
почитай, первый любимец у царевича! Как бы раздружить эту дружбу?
Стали разведывать и по времени разузнали всю подноготную.
– Ладно, – говорит один завистливый генерал, – недолго ему быть первым любимцем,
 скоро будет последним прохвостом! Не я буду, коли его не выгонят со службы с