[253]
на него, говоря: «Экой ты, брат! Не принес нам огню! Да-ка
[254]
я пойду», — и пошел. Пришел на пчельник и кричит: «Дедушка, пожалуй мне 
огоньку!» — «Ну-ка, свет, сыграй мне песенку!» — «Я не умею». — «Ну, сказку 
скажи». — «Да я, дедушка, ничего не умею». Старик взял и у этого брата вырезал 
из спины ремень. Приходит и этот без огню к своим братьям. Вот умные братья и 
поглядывают друг на друга.

Дурак все смотрел на них и проговорил: «Эх вы, умные братцы, не взяли вы огню!» 
— и пошел сам за огнем. Приходит и говорит: «Дедушка, нет ли у тебя огоньку?» А 
дед говорит: «Попляши прежде!» — «Я не умею», — отвечал дурак. «Ну, сказку 
скажи». — «Вот это так мое дело, — сказал дурак, присаживаясь на лежачий 
плетень, — да смотри, — продолжает дурак, — садись-ка насупротив меня, слушай, 
да не перебивай, а если перебьешь, то из спины твоей три ремня». Вот старик сел 
напротив его — к солнцу лысиной, а лысина была большая. Дурак откашлялся и 
начал сказку: «Ну, слушай же, дед!» — «Слушаю, свет!» — отвечал старик.

«Была у меня, дедушка, пегонькая лошаденка; я на ней езжал в лес сечь дрова. 
Вот однажды сидел я на ней верхом, а топор у меня был за поясом; лошадь-то 
бежит — трюк, трюк, а топор-то ей по спине — стук, стук; вот стукал, стукал, да 
и отсек ей зад. Ну, слушай, дед!» — говорит дурак, а сам его голицею
[255]
по лысине щелк! «Слушаю, свет!» — «Вот я на передке этом еще три года ездил, да 
потом как-то нечаянно в лугах увидал задок моей лощади; ходит он и траву щиплет.
 Я взял поймал его и пришил к передку, пришил, да еще три года ездил. Слушай, 
дед!» А сам опять голицею его по лысине щелк! «Слушаю, свет!» — «Ездил-ездил, 
приехал я в лес и увидал тут высокий дуб; начал по нем лезть и залез на небо. 
Вот увидал я там, что скотина дешева, только комары да мухи дороги, взял и слез 
на землю, наловил я мух и комарей два куля, взвалил их на спину и вскарабкался 
опять на небо. Сложил кули и стал раздавать грешным людям: отдаю я муху с 
комаренком, а беру с них на обмен корову с теленком, — и набрал столько скотины,
 что и сметы нет. Вот и погнал я скотину, пригнал я к тому месту, где взлезал, 
— хватился: дуб-то подсекли. Тут я пригорюнился и думал, как мне с неба слезть, 
и вздумал, наконец, сделать веревку до земли: для этого перерезал я всю скотину,
 сделал долгий ремень и начал спускаться. Вот спускался-спускался, и не хватило 
у меня ремнев вышиною поболее твоего шалаша, дедушка, а спрыгнуть побоялся. 
Слушай, дед!» А сам голицею по лысине его щелк! «Слушаю, свет!» — «Вот мужик на 
мое счастье веет овес: полова-то
[256]
летит вверх, а я хватаю да веревку мотаю. Вдруг поднялся сильный ветер и начал 
меня качать туда и сюда, то в Москву, то в Питер; оторвалась у меня веревка из 
половы, и забросило меня ветром в тину. Весь я ушел в тину, одна голова лишь 
осталась; вылезть мне хочется, а нельзя. На моей голове свила утка гнездо. Вот 
повадился бирюк ходить на болото и есть яйца. Я как-нибудь
[257]
вытянул из тины руку и ухватился за хвост бирюку, как стоял он подле меня, 
ухватился и закричал громко: тю-лю-лю-лю! Он меня и вытащил из тины. Слушаешь, 
дед?» А сам голицею его по лбу щелк! «Слушаю, свет!»


Видит, дурак, что дело-то плохо: сказка вся, а дед сдержал свое слово, не 
перебивал его; чтобы раздразнить старика, начал дурак иную побаску
[258]
: «Мой дедушка на твоем дедушке верхом езжал...» — «Нет, мой на твоем езжал 
верхом!» — перебил сказку старик. Дурак тому и рад, того и добивался, свалил 
старика и вырезал у него из спины три ремня; взял огня и пришел к своим братьям.
 Тут разложили они огонь, постановили горшок с крупами на таган и начали варить 
кашу. Когда каша свари?тся, тогда и сказка продлится, а теперь пока вся.





№419
[259]


У одного мужика много было гороху насеяно. Повадились журавли летать, горох 
клевать. «Постой, — вздумал мужик, — я вам переломаю ноги!» Купил ведро вина, 
вылил в корыто, намешал туда меду; корыто поставил на телегу и поехал в поле. 
Приехал к своей полосе, выставил корыто с вином да с медом наземь, а сам отошел 
подальше и лег отдохнуть. Вот прилетели журавли, поклевали гороху, увидали вино 
и так натюкались, что тут же попадали. Мужик — не промах, сейчас прибежал и 
давай им веревками ноги вязать. Опутал веревками, прицепил за телегу и поехал 
домой.
Дорогой-то порастрясло журавлей; протрезвились они, очувствовались; стали 
крыльями похлопывать, поднялись, полетели и понесли с собою и мужика, и телегу, 
и лошадь. Высоко! Мужик взял нож, обрезал веревки и упал прямо в болото. Целые 
сутки в тине сидел, едва оттуда выбрался. Воротился домой — жена родила, надо