стал было деньги огребать, да почуял, что вином пахнет: «Дай винца попробую!» 
Попробовал — славное вино, сроду такого не пивал! «Ну-ка еще!» Пил-пил и 
напился пьян как стелька; и с места не сошел: где воровал, тут и уснул.

А часовой давно его заприметил. «Ага, — думает, — попался, любезный! Теперь 
полно по свету гулять; насидишься в сибирке
[179]
!» Подошел к Сеньке Малому и обрезал ему половину бороды: коли и уйдет, так 
было? б признать по чем. «Пойду теперь — доложу по начальству». Пока добрался 
часовой до начальства, уж светать стало; Сенька проснулся, опохмелился, хвать 
рукой за бороду — половины как не бывало. Что делать? Думал, думал и надумался; 
пошел на большую дорогу и давай всякого встречного-поперечного таскать за 
бороду, кого ни ухватит — так половина бороды и прочь! Как тут вора узнать? 
Выпутался Сенька из беды, отрастил снова бороду и стал себе жить-поживать, в 
чужое добро лапы запускать; и долго бы жил, да вот недавно повесили.





Вороватый мужик




№391
[180]


Жила-была старуха, у ней было два сына: один-то помер, а другой в дальню 
сторону уехал. Дня три спустя как уехал сын, приходит к ней солдат и просится: 
«Бабушка, пусти ночевать». — «Иди, родимый. Да ты откудова?» — «Я, бабушка, 
Никонец, с того свету выходец». — «Ах, золотой мой! У меня сыночек помер; не 
видал ли ты его?» — «Как же, видел; мы с ним в одной горнице жили». — «Что ты!» 
— «Он, бабушка, на том свете журавлей пасет». — «Ах, родненький, чай он с ними 
замаялся?» — «Еще как замаялся! Ведь журавли-то, бабушка, всё по шиповнику 
бродят». — «Чай, он обносился?» — «Еще как обносился-то, совсем в лохмотьях». — 
«Есть у меня, родимый, аршин сорок холста да рублев с десяток денег; отнеси к 
сынку». — «Изволь, бабушка!» Долго ли, коротко ли, приезжает сын: «Здравствуй, 
матушка!» — «А ко мне без тебя приходил Никонец, с того света выходец, про 
покойного сынка сказывал; они вместе в одной горнице жили; я услала с ним туда 
холстик да десять рублев денег». — «Коли так, — говорит сын, — прощай, матушка! 
Я поеду по вольному свету; когда найду дураковатей тебя — буду тебя и кормить и 
поить, а не найду — со двора спихну!» Повернулся и пошел в путь-дорогу.
Приходит в господску деревню, остановился возле барского двора, а на дворе 
ходит свинья с поросятами; вот мужик стал на колени и кланяется свинье в землю. 
Увидала то из окна барыня и говорит девке: «Ступай спроси, чего мужик 
кланяется?» Спрашивает девка: «Мужичок, чего ты на коленях стоишь да свинье 
поклоны бьешь?» — «Матушка! Доложи барыньке, что свинья-то ваша пестра, моей 
жене сестра, а у меня сын завтра женится, так на свадьбу прошу. Не отпустит ли 
свинью в свахи, а поросят в поезд?» Барыня как выслушала эти речи, и говорит 
девке: «Какой дурак! Просит свинью на свадьбу, да еще с поросятами. Ну что ж! 
Пусть с него люди посмеются. Наряди поскорей свинью в мою шубу да вели запрячь 
в повозку пару лошадей, пусть не пешком идет на свадьбу». Запрягли повозку, 
посадили в нее наряженну свинью с поросятами и отдали мужику; он сел и поехал 
назад.
Вот воротился домой барин, а был он в то время на охоте. Барыня его встречает, 
сама со смеху помирает: «Ах, душенька! Не было тебя, не с кем было посмеяться. 
Был здесь мужичок, кланялся нашей свинье: ваша свинья, говорит, пестра — моей 
жене сестра, и просил ее к своему сыну в свахи, а поросят в поезжане». — «Я 
знаю, — говорит барин, — ты ее отдала». — «Отпустила, душенька! Нарядила в свою 
шубу и дала повозку с парою лошадей». — «Да откуда мужик-то?» — «Не знаю, 
голубчик!» — «Это, выходит, не мужик — дурак, а ты — дура!» Рассердился барин, 
что жену обманули, выбежал из хором, сел на виноходца и поскакал в погоню.
Слышит мужик, что барин его нагоняет, завел лошадей с повозкою в густой лес, а 
сам снял с головы шляпу, опрокинул наземь и сел возле. «Эй ты, борода! — 
закричал барин. — Не видал ли — не проехал ли здесь мужик на паре лошадей? Еще 
у него свинья с поросятами в повозке». — «Как не видать! Уж он давно проехал». 
— «В какую сторону? Как бы мне его догнать!» — «Догнать — не устать, да 
повёрток много; того и смотри заплутаешься. Тебе, чай, дороги неведомы?» — 
«Поезжай, братец, ты, поймай мне этого мужика!» — «Нет, барин, мне никак 
нельзя! У меня под шляпою сокол сидит». — «Ничего, я постерегу твоего сокола». 
— «Смотри, еще выпустишь! Птица дорогая! Меня хозяин тогда со свету сживет». — 
«А что она сто?ит?» — «Да рублев триста будет». — «Ну коли упущу, так заплачу». 
— «Нет, барин, хоть теперь ты сулишь, а что после будет — не ведаю». — «Экой 
невера! Ну вот тебе триста рублев про всякий случай». Мужик взял деньги, сел на 
виноходца и поскакал в лес, а барин остался пустую шляпу караулить.
Долго ждал барин; уж и солнышко закатывается, а мужика нет как нет! «Постой, 
посмотрю: есть ли под шляпою сокол? Коли есть, так приедет; а коли нет, так и 
ждать нечего!» Поднял шляпу, а сокола и не бывало! «Экой мерзавец! Ведь,