сказывает: «Это, старичок, полтинник; прими из него Христа ради семитку, а 
сорок восемь копеек дай мне сдачи». Слепой положил полтинник в свою мошну и 
снова затянул: «Православные христиане, подайте Христа ради 
слепому-невидущему!» — «Что ж ты, старик? Подавай мне сдачу». А он будто не 
слышит: «Ничего, родимый! Еще солнышко высоко, успею до двора помаленьку 
добрести». — «Оглох, что ли? Мне самому идти добрых сорок верст, деньги в 
дороге-то надобны!» Взяло мужика горе пуще острого ножа: «Эй, — говорит, — 
старый черт! Подавай сдачу; не то я с тобой разделаюсь по-своему!» И начал его 
поворачивать на все стороны. Слепой во всю глотку закричал: «Батюшки, грабят! 
Караул, караул!»

Побоялся мужик беды нажить, бросил слепого; лучше, думает про себя, от греха 
уйти, а то не ровён час — прибегут караульные, да еще в город поведут! Отошел 
шагов с десяток али больше, остановился на дороге и все глядит на нищего: жалко,
 вишь, своих трудовых денег! А тот слепой на двух костылях ходил, и оба костыля 
при нем лежали: один с правого боку, другой с левого. Разгорелось у мужика 
сердце, рад всякое зло ему сделать: «Постой же, хоть костыль унесу да посмотрю, 
как-то ты домой поплетешься!» Вот подобрался потихонечку и утащил костыль; а 
слепой посидел немного времени, вылупил свои бельмы на солнце и говорит: «Ну, 
солнышко не больно высоко; чай, время и домой собираться. Эй вы, костылики, мои 
батюшки! Не пора ли ко двору идти?» Стал он шарить
[162]
с обеих сторон: слева-то костыль тут, а справа-то нету: «Уж этот мне костыль 
давно опостыл! Никогда его сразу не ощупаю». Пошарил-пошарил и говорит сам с 
собой: «Знать, кто-нибудь надо мною шутку сшутил! Да ничего: и на одном 
добреду». Встал и поплелся на одном костыле; следом за ним пошел и мужик.

Шли, шли; недалече от деревни, у самого-таки перелеска, стоят две старых 
избушки. Подошел слепой к одной избушке, распоясался, снял с пояса ключ и отпер 
свою келью; только он отворил дверь настежь — а мужик поскорей туда, забрался 
наперед его, сел на лавку и дух притаил. «Посмотрю, — думает, — что дальше 
будет?» Вот слепой пошел в избушку, наложил на дверь изнутри крючок, оборотился 
к переднему углу и помолился на святые иконы; опосля бросил кушак с шапкою на 
прилавок и полез под печку — так и загремели сковородни да ухваты. Маленько 
погодя тащит оттудова бочонок; вытащил, поставил на стол и начал вытряхать из 
мошны набранные деньги да в бочонок класть; у того бочонка сбоку горлышко было 
малое — так, чтобы медному пятаку пролезть. Покидал туда деньги, а сам таково 
слово вымолвил: «Слава богу! Насилу пятьсот доровнял; да спасибо и тому молодцу,
 что полтинник дал; кабы не он под руку попался, еще дня три просидел бы на 
дороге».
Усмехнулся слепой, сел на пол, раскорячился и ну покатывать бочонок с деньгами: 
покатит его от себя, а он ударится об стенку да назад к нему. «Дай подсоблю ему,
 — думает мужик, — полно ему, старому черту, куражиться!» — и тотчас к рукам 
прибрал бочонок с деньгами. «Ишь, зацепил за лавку!» — говорит слепой и пошел 
щупать; щупал, щупал — нет нигде; испугался, сердечный, отворил немного дверь, 
просунул голову и закричал: «Пантелей, а Пантелей! подь-ка, брат, сюда!»
Пришел Пантелей — такой же слепец; рядом с этим в другой келье жил. «Что 
такое?» — спрашивает он. «Да вишь какая притча вышла! Катал я по полу бочонок с 
деньгами, а куда он теперь девался — сам не ведаю; шутка ли — пятьсот рублев 
денег! Уж не стибрил ли кто? Кажись, в избе никого не было». — «Поделом вору и 
мука! — сказал Пантелей. — Вишь ты, старый, совсем из ума выжил! Словно малый 
ребенок, задумал деньгами играть; вот теперь и плачь от своей игры! А ты бы 
сделал по-моему: у меня своих, почитай, с пятьсот рублев, вот я разменял их на 
ассигнации и зашил в эту старую шапчонку; небось на нее никто не польстится!»
Мужик услыхал эти речи и думает: «Ладно! Ведь шапка у тебя к голове не гвоздем 
прибита». Стал Пантелей входить в избу, только за порог переступил, а мужик 
цап-царап с него шапку, да в дверь, и побежал домой без оглядки. А Пантелей 
подумал, что шапку-то подцепил у него сосед, хвать его по рылу: «У нас, брат, 
так не делают! Свои деньги потерял да на чужие заришься!» Ухватили друг друга 
за честные волосы, и пошла у них драка великая. Пока они дрались, мужик далеко 
ушел; на те деньги он знатно поправился и зажил себе припеваючи.




Вор




№383
[163]


Жил-был старик со старухою; у них был сын по имени Иван. Кормили они его, пока 
большой вырос, а потом и говорят: «Ну, сынок, доселева мы тебя кормили, а нынче 
корми ты нас до самой смерти». Отвечал им Иван: «Когда кормили меня до возраста 
лет, то кормите и до уса?». Выкормили его до уса и говорят: «Ну, сынок, мы 
кормили тебя до уса?, теперь ты корми нас до самой смерти». — «Эх, батюшка, и 
ты, матушка, — отвечает сын, — когда кормили меня до уса?, то кормите и до