стали на печь заглядывать... тут на солдатское счастье петухи закричали: в один 
миг все черти пропали, а ведьма зря на полу растянулась. Солдат слез с печи, 
положил ее в гроб, накрыл, как следует, крышкою, и опять за псалтырь.
На рассвете приходит хозяин, отворил двери: «Здравствуй, служивый!» — «Здравия 
желаю, господин купец!» — «Благополучно ли ночь провел?» — «Слава богу!» — «Вот 
тебе пятьдесят рублев; приходи, друг, еще ночку почитай!» — «Хорошо, приду!» 
Воротился солдат домой, лег на лавку и спал до вечера; проснулся и говорит: 
«Дедушка! Купец велел приходить другую ночь псалтырь почитать; идти али нет?» — 
«Пойдешь — жив не будешь, и не пойдешь — то же самое! Однако лучше иди: вина 
много не пей — выпей сколько надобно; а как ветер дунет, гробница заколыхается 
— то?тчас в печь полезай! Там тебя никто не найдет!» Солдат собрался и пошел к 
купцу: тот его посадил за стол и давай вином поить; после повел к покойнице и 
запер дверь на замок. Солдат читал-читал, читал-читал; наступила полночь — 
дунул ветер, гробница заколыхалась, крышка долой упала; он поскорей в печь... 
Ведьма вскочила и начала метаться; набежало к ней нечистых — полна изба! «Что 
ты ищешь?» — «Да вот сейчас читал, да с глаз пропал! Найтить не могу...» Черти 
бросились на печь. «Вот, — говорят, — то место, где он вчера сидел!» — «Место 
тут, да его нету!» Туда-сюда... вдруг петухи запели — нечистые сгинули, ведьма 
на пол повалилась.
Солдат отдохнул немного, вылез из печи, положил купеческую дочь в гроб и стал 
псалтырь читать. Смотрит — уж светает, хозяин идет: «Здравствуй, служивый!» — 
«Здравия желаю, господин купец!» — «Благополучно ли ночь прошла?» — «Слава 
богу!» — «Ну, пойдем!» Вывел его из той комнаты, дал сто рублев денег и 
говорит: «Приходи, пожалуйста, почитай и третью ночь; я тебя не обижу». — 
«Хорошо, приду!» Воротился солдат домой. «Ну, внучек, что бог дал?» — «Ничего, 
дедушка! Купец велел еще приходить. Идти али нет?» — «Пойдешь — жив не будешь, 
и не пойдешь — жив не будешь! Однако лучше иди». — «А коли что случится, куда 
мне спрятаться?» — «Вот что, внучек: купи-ка себе сковороду и схорони так, 
чтобы купец не видал; а как придешь к купцу, станет он тебя вином дюже 
неволить; ты смотри много не пей, выпей, сколько снести можешь. В полночь, как 
только зашумит ветер да гробница заколыхается, ты в ту ж минуту полезай на 
печной столб и накройся сковородою; там тебя никто не сыщет!»
Солдат выспался, купил себе сковороду, спрятал ее под шинель и к вечеру пошел 
на купеческий двор. Купец посадил его за стол и давай вином поить; всячески его 
просит, улещает. «Нет, — говорит солдат, — будет; я свое выпил, больше не 
стану». — «Ну, когда не хочешь пить, так ступай псалтырь читать». Привел его 
купец к мертвой дочери, оставил одного и запер двери. Солдат читал-читал, 
читал-читал — наступила полночь, дунул ветер, гробница заколыхалась, крышка 
долой упала. Солдат влез на столб, накрылся сковородой, оградился крестом и 
ждет — что-то будет? Ведьма вскочила, начала всюду метаться; набежало к ней 
нечистых видимо-невидимо — полна изба! Бросились искать солдата, заглянули в 
печь. «Вот, — говорят, — место, где он вчера сидел!» — «Место цело, да его 
нет!» Туда-сюда — нигде не видать! Вот лезет через порог самый старый черт: 
«Что вы ищете?» — «Солдата; сейчас читал, да с глаз пропал!» — «Эх вы, слепые! 
А это кто на столбе сидит?» У солдата так сердце и ёкнуло, чуть-чуть наземь не 
упал! «И то он, — закричали черти, — только как с ним быть? Ведь его достать 
нельзя!» — «Вот нельзя! Бегите-ка раздобудьте огарок, который не благословясь 
зажжен был». Вмиг притащили черти огарок, разложили костер у самого столба и 
запалили; высоко ударило пламя, жарко солдату стало — то ту, то другую ногу под 
себя поджимает. «Ну, — думает, — смерть моя пришла!» Вдруг на его счастье 
петухи запели — черти сгинули, ведьма на пол повалилась, солдат соскочил с 
печного столба и давай огонь тушить. Погасил, убрал все как следует, купеческую 
дочь в гроб положил, крышкою накрыл и принялся псалтырь читать.
На рассвете приходит купец, прислушивается — жив ли солдат али нет? Услыхал его 
голос, отворил дверь и говорит: «Здравствуй, служивый!» — «Здравия желаю, 
господин купец!» — «Благополучно ли ночь провел?» — «Слава богу, ничего худого 
не видал!» Купец дал ему полтораста рублев и говорит: «Много ты потрудился, 
служивый! Потрудись еще: приходи сегодня ночью да свези мою дочку на кладбище». 
— «Хорошо, приду!» — сказал солдат и бегом домой. «Ну, друг, что бог дал?» — 
«Слава богу, дедушка, уцелел! Купец просил побывать к нему ночью, отвезти его 
дочь на кладбище. Идти али нет?» — «Пойдешь — жив не будешь, и не пойдешь — жив 
не будешь! Однако надо идти; лучше будет». — «Что же мне делать? Научи». — «А 
вот что! Как придешь к купцу, у него все будет приготовлено. В десять часов 
станут с покойницей сродственники прощаться, а после набьют на гроб три 
железных обруча, поставят его на дроги, в одиннадцать часов велят тебе на 
кладбище везти. Ты гроб вези, а сам в оба гляди: лопнет один обруч — не бойся, 
смело сиди; лопнет другой — ты все сиди; а как третий лопнет — сейчас скачи 
через лошадь да скрозь дугу и беги задом. Сделаешь так, ничего тебе не будет!»
Солдат лег спать, проспал до вечера и отправился к купцу. В десять часов стали 
с покойницей сродственники прощаться; потом начали железные обручи нагонять; 
нагнали обручи, поставили гроб на дроги: «Теперь поезжай, служивый, с богом!» 
Солдат сел на дроги и поехал; сначала вез тихо, а как с глаз уехал, припустил 
что есть духу. Скачет, а сам все на гроб поглядывает. Лопнул один обруч, за ним 
другой — ведьма зубами скрипит. «Постой, — кричит, — не уйдешь! Сейчас тебя 
съем!» — «Нет, голубушка! Солдат — человек казенный; их есть не дозволено». Вот 
лопнул и последний обруч — солдат через лошадь да скрозь дугу и побежал задом. 
Ведьма выскочила из гроба и кинулась догонять; напала на солдатский след и по 
тому следу повернула к лошади, обежала ее кругом, видит, что нет солдата, и 
опять в погоню. Бежала-бежала, на след напала и опять повернула к лошади... 
Совсем с толку сбилась, разов десять назад ворочалась; вдруг петухи запели,