— говорит, — мою сорочку; придешь к батюшке, водяному царю, — в то времечко я 
тебе сама пригожусь». Царевич отдал ей сорочку, она сейчас обернулась колпицею 
и улетела вслед за подружками. Пустился царевич дальше; повстречались ему на 
пути три богатыря: Объедало, Опивало да Мороз-Трескун; взял их с собою и пришел 
к водяному царю.
Увидал его водяной царь и говорит: «Здорово, дружок! Что так долго ко мне не 
бывал? Я устал, тебя дожидаючи. Примайся-ка теперь за работу; вот тебе первая 
задача: построй за одну ночь большой хрустальный мост, чтоб к утру готов был! 
Не построишь — голова долой!» Идет царевич от водяного, сам слезами заливается. 
Василиса Премудрая отворила окошечко в своем терему и спрашивает: «О чем, 
царевич, слезы ронишь?» — «Ах, Василиса Премудрая! Как же мне не плакать? 
Приказал твой батюшка за единую ночь построить хрустальный мост, а я топора не 
умею в руки взять». — «Ничего! Ложись-ка спать; утро вечера мудренее».
Уложила его спать, а сама вышла на крылечко, гаркнула-свистнула молодецким 
посвистом; со всех сторон сбежались плотники-работники: кто место ровняет, кто 
кирпичи таскает; скоро поставили хрустальный мост, вывели на нем узоры хитрые и 
разошлись по домам. Поутру рано будит Василиса Премудрая царевича: «Вставай, 
царевич! Мост готов, сейчас батюшка смотреть придет». Встал царевич, взял 
метлу; стоит себе на мосту — где подметет, где почистит. Похвалил его водяной 
царь. «Спасибо, — говорит, — сослужил мне единую службу, сослужи и другую; вот 
тебе задача: насади к завтрему зеленый сад — большой да ветвистый, в саду бы 
птицы певчие распевали, на деревьях бы цветы расцветали, груши-яблоки спелые 
висели». Идет царевич от водяного, сам слезами заливается. Василиса Премудрая 
отворила окошечко и спрашивает: «О чем плачешь, царевич?» — «Как же мне не 
плакать? Велел твой батюшка за единую ночь сад насадить». — «Ничего! Ложись 
спать; утро вечера мудренее».
Уложила его спать, а сама вышла на крылечко, гаркнула-свистнула молодецким 
посвистом; со всех сторон сбежались садовники-огородники и насадили зеленый сад,
 в саду птицы певчие распевают, на деревьях цветы расцветают, груши-яблоки 
спелые висят. Поутру рано будит Василиса Премудрая царевича: «Вставай, царевич! 
Сад готов, батюшка смотреть идет». Царевич сейчас за метлу да в сад: где 
дорожку подметет, где веточку поправит. Похвалил его водяной царь: «Спасибо, 
царевич! Сослужил ты мне службу верой-правдою; выбирай себе за то невесту из 
двенадцати моих дочерей. Все они лицо в лицо, волос в волос, платье в платье; 
угадаешь до трех раз одну и ту же — будет она твоею женою, не угадаешь — велю 
тебя казнить». Узнала про то Василиса Премудрая, улучила время и говорит 
царевичу: «В первый раз я платком махну, в другой платье поправлю, в третий над 
моей головой станет муха летать». Так-то и угадал царевич Василису Премудрую до 
трех раз. Повенчали их и стали пир пировать.
Водяной царь наготовил много всякого кушанья — сотне человек не съесть! И велит 
зятю, чтоб все было поедено; коли что останется — худо будет. — «Батюшка! — 
просит царевич. — Есть у нас старичок, дозволь и ему закусить с нами». — 
«Пускай придет!» Сейчас явился Объедало; все приел — еще мало стало. Водяной 
царь наставил всякого питья сорок бочек и велит зятю, чтоб дочиста было выпито. 
«Батюшка! — просит опять царевич. — Есть у нас другой старичок, дозволь и ему 
выпить про твое здоровье». — «Пускай придет!» Явился Опивало, зараз опростал 
все сорок бочек — еще опохмелиться просит.
Видит водяной царь, что ничто не берет, приказал истопить для молодых баню 
чугунную жарко-на?жарко; истопили баню чугунную, двадцать сажо?н дров сожгли, 
докрасна печь и стены раскалили — за пять верст подойти нельзя. «Батюшка, — 
говорит царевич, — дозволь наперед нашему старичку попариться, баню опробовать».
 — «Пускай попарится!» Пришел в баню Мороз-Трескун: в один угол дунул, в другой 
дунул — уж сосульки висят. Вслед за ним и молодые в баню сходили, 
помылись-попарились и домой воротились. «Уйдем от батюшки водяного царя, — 
говорит царевичу Василиса Премудрая, — он на тебя больно сердит, не причинил бы 
зла какого!» — «Уйдем», — говорит царевич. Сейчас оседлали коней и поскакали в 
чистое поле.
Ехали-ехали; много прошло времени. «Слезь-ка, царевич, с коня да припади ухом к 
сырой земле, — сказала Василиса Премудрая, — не слыхать ли за нами погони?» 
Царевич припал ухом к сырой земле: ничего не слышно! Василиса Премудрая сошла 
сама с доброго коня, прилегла к сырой земле и говорит: «Ах, царевич! Слышу 
сильную за нами погоню». Оборотила она коней колодезем, себя — ковшиком, а 
царевича — старым старичком. Наехала погоня: «Эй, старик! Не видал ли добра 
молодца с красной девицей?» — «Видал, родимые! Только давно: они еще в те? поры 
проехали, как я молод был». Погоня воротилась к водяному царю. «Нет, — говорит, 
— ни следов, ни вести, только и видели, что старика возле колодезя, по воде 
ковшик плавает». — «Что ж вы их не? брали?» — закричал водяной царь и тут же 
предал гонцов лютой смерти, а за царевичем и Василисой Премудрой послал другую 
смену. А тем временем они далеко-далеко уехали.
Услыхала Василиса Премудрая новую погоню; оборотила царевича старым попом, а 
сама сделалась ветхой церковью: еле стены держатся, кругом мохом обросли. 
Наехала погоня: «Эй, старичок! Не видал ли добра молодца с красной девицей?» — 
«Видел, родимые! Только давным-давно; они еще в те? поры проехали, как я молод 
был, эту церковь строил». И вторая погоня воротилась к водяному царю: «Нет, 
ваше царское величество, ни следов, ни вести; только и видели, что старца-попа 
да церковь ветхую». — «Что ж вы их не? брали?» — закричал пуще прежнего водяной 
царь; предал гонцов лютой смерти, а за царевичем и Василисою
Премудрою сам поскакал. На этот раз Василиса Премудрая оборотила коней рекою 
медовою, берегами кисельными, царевича — селезнем, себя — серой утицею. Водяной 
царь бросился на кисель и сыту, ел-ел, пил-пил — до того, что лопнул! Тут и дух