[396]
, потом ящерицей и всякой гадиной, а после всего веретёшечком
[397]
. Иван-царевич переломил веретёшко надвое, пятку назад бросил, носок перед себя 
— стала перед ним молодая молодица. Пошли они вместе домой. А дочь Ягишны 
кричит-ревет: «Разорительница идет! Погубительница идет». Иван-царевич собрал 
князей и бояр, спрашивает: «С которой женой позволите жить?» Они сказали: «С 
первой». — «Ну, господа, которая жена скорее на ворота  скочит, с той и жить 
стану». Дочь Ягишны сейчас на ворота взлезла, а Марья-царевна только чапается
[398]
, а вверх не лезет. Тут Иван-царевич взял свое ружье и застрелил подмененную 
жену, а с Марьей-царевной стал по-старому жить-поживать, добра наживать.





Баба-яга




№102
[399]


Жили-были муж с женой и прижили дочку; жена-то и помри. Мужик женился на другой,
 и от этой прижил дочь. Вот жена и невзлюбила падчерицу; нет житья сироте. 
Думал, думал наш мужик и повез свою дочь в лес. Едет лесом — глядит: стоит 
избушка на курьих ножках. Вот и говорит мужик: «Избушка, избушка! Стань к лесу 
задом, а ко мне передом». Избушка и поворотилась.
Идет мужик в избушку, а в ней баба-яга: впереди голова, в одном углу нога, в 
другом — другая. «Русским духом пахнет!» — говорит яга. Мужик кланяется: 
«Баба-яга костяная нога! Я тебе дочку привез в услуженье». — «Ну, хорошо! Служи,
 служи мне, — говорит яга девушке, — я тебя за это награжу».

Отец простился и поехал домой. А баба-яга задала девушке пряжи с короб, печку 
истопить, всего припасти, а сама ушла. Вот девушка хлопочет у печи, а сама 
горько плачет. Выбежали мышки и говорят ей: «Девица, девица, что ты плачешь? 
Дай кашки; мы тебе добренько скажем». Она дала им кашки. «А вот, — говорят, — 
ты на всякое веретёнце по ниточке напряди». Пришла баба-яга: «Ну что, — говорит,
 — все ли ты припасла?» А у девушки все готово. «Ну, теперь поди — вымой меня в 
бане». Похвалила яга девушку и надавала ей разной сряды. Опять яга ушла и еще 
труднее задала задачу. Девушка опять плачет. Выбегают мышки: «Что ты, — говорят,
 — девица красная, плачешь? Дай кашки; мы тебе добренько скажем». Она дала им 
кашки, а они опять научили ее, что и как сделать. Баба-яга опять, пришедши, ее 
похвалила и еще больше дала сряды
[400]
... А мачеха посылает мужа проведать, жива ли его дочь?

Поехал мужик; приезжает и видит, что дочь богатая-пребогатая стала. Яги не было 
дома, он и взял ее с собой. Подъезжают они к своей деревне, а дома собачка так 
и рвется: «Хам, хам, хам! Барыню везут, барыню везут!» Мачеха выбежала да 
скалкой собачку. «Врешь, — говорит, — скажи: в коробе косточки гремят!» А 
собачка все свое. Приехали. Мачеха так и гонит мужа — и ее дочь туда же отвезти.
 Отвез мужик.
Вот баба-яга задала ей работы, а сама ушла. Девка так и рвется с досады и 
плачет. Выбегают мыши. «Девица, девица! О чем ты, — говорят, — плачешь?» А она 
не дала им выговорить, то тоё скалкой, то другую; с ними и провозилась, а 
дела-то не приделала. Яга пришла, рассердилась. В другой раз опять то же; яга 
изломала ее, да косточки в короб и склала. Вот мать посылает мужа за дочерью. 
Приехал отец и повез одни косточки. Подъезжает к деревне, а собачка опять лает 
на крылечке: «Хам, хам, хам! В коробе косточки везут!» Мачеха бежит со скалкой: 
«Врешь, — говорит, — скажи: барыню везут!» А собачка все свое: «Хам, хам, хам! 
В коробе косточки гремят!» Приехал муж; тут-то жена взвыла! Вот тебе сказка, а 
мне кринка масла.




№103
[401]



Жили себе дед да баба; дед овдовел и женился на другой жене, а от первой жены 
осталась у него девочка. Злая мачеха ее не полюбила, била ее и думала, как бы 
вовсе извести. Раз отец уехал куда-то, мачеха и говорит девочке: «Поди к своей 
тетке, моей сестре, попроси у нее иголочку и ниточку — тебе рубашку сшить». А 
тетка эта была баба-яга костяная нога.