|
— Откуда ты такой худой и оборванный? — спросил старик, разглядывая путника.
— Я иду с северо-восточной далекой стороны. Оказавшись безлошадным и бездомным,
считаю своим то место, где остановлюсь и шапку положу, — отвечает сирота. — Не
дашь ли ты мне напиться?
Дал ему старик в руки деревянный туесок, стоявший у комля дерева, в тени.
— Выпей на здоровье, — говорит.
Отпил сирота курунги из туеска, а потом как взялся за топор, так старику и
делать стало нечего. Нарубил парень-сирота воз дров, а старик на телегу положил
туесок из бересты, топор, дэгэл. Хотел было положить и сверток из звериной
шкуры, но раздумал, за пазуху сунул.
— Будь моим гостем, — говорит старик. — Уж больно ты сноровист и до работы охоч.
Такого бы мне помощника.
Отправились они домой к старику. По дороге парень-сирота и спрашивает:
— Старик, а что это ты за пазуху положил?
Старик смутился было, закашлялся, с воза спрыгнул. Но делать нечего, надо
отвечать.
— Это самое ценное, что у меня есть, — говорит.
Сказал он так, взял и вынул сшитую из одной звериной шкуры красивую шапку.
Надел старик ту шапку на голову и исчез, словно сквозь землю провалился.
— Видишь ли меня? — спрашивает.
— Не видать ни тебя, ни шапки, — отвечает парень-сирота.
— Потому что это шапка не простая, а волшебная, — говорит старик. Снял шапку с
головы, пришли они домой, старуха их у ворот встретила.
Только с той поры лишился парень-сирота покоя и сна. Все о шапке думает. А
старики ничего и не замечают. Понравился им веселый и смышленый парень. «Будь
нашим сыном», — говорят. «Будьте и вы мне, сироте, за родителей», — отвечает
парень.
По весне собрались старик с названым сыном ехать все в тот же лес за дровами.
Взял старик ключи, отомкнул окованный железом сундук, вынул из него
шапку-невидимку и положил ее за пазуху.
Принялись в лесу старый да молодой за дело. С утра дрова рубят, а намахавшись
за день топорами, спят ночью как убитые. Парню по ночам снилось, днем мечталось,
как бы заполучить эту шапку, но старик не расстается с нею и на малое время,
все за пазухой держит.
Вот стало солнце припекать. Несподручно стало в теплой одежде работать. Скинул
парень свой дэгэл. Глядя на него, снял свой дэгэл и старик, засунул он шапку в
рукав, запахнул дэгэл и рядом с берестяным туеском положил.
Рубит парень дрова, рубит, потом подойдет попьет курунги из туеска и опять за
работу. Старик тем временем смотрит за парнем и думает: «Не выходит названый
сын из-под моей воли, на шапку-невидимку и не глядит даже». Успокоился старик,
стал названому сыну еще больше верить. А паренек тем временем умом раскидывает:
«Зачем старику шапка? — спрашивает себя. — Пролежит это сокровище без дела под
рваным дэгэлом. Никакого проку от нее не будет. А окажись она в моих руках, я
бы и себя, и стариков осчастливил. Не рубили бы мы дрова не покладая рук, не
гнули бы спину, не разгибаясь целыми днями». Как-то говорит паренек:
— Пойду курунги попью, а то во рту пересохло.
Взял он в руки берестяной туесок, сам одним глазом на дэгэл, другим на старика
смотрит. Видит — старик не оборачивается, потянулся паренек к дэгэлу, развернул
его, схватил шапку, надел на голову и был таков!
Глянул старик в сторону телеги: нет названого сына. Схватился за дэгэл — и
шапки нет! Примчался старик домой, спрашивает у старухи: не заглядывал ли, мол,
наш названый сын в селение, но старуха только руками всплеснула: «Ох, горе нам
за грехи наши! Видно, и вправду люди говорят: чужого сына не усыновляй, черный
валун за подушку не принимай». А старик обхватил голову руками и шепчет: «Не
должен обмануть меня названый сын, не должен…»
Тем временем парень вышел на большую дорогу и зашагал в сторону юго-запада. Где
ночь его застала, там и переночевал, с утренним солнцем дальше отправился.
Долго он шел, наконец видит: скачет ему навстречу всадник на аргамаке. Играет
под седоком еще не объезженный конь, на дыбки встает, хочет наездника сбросить.
— Откуда и куда идешь, паренек? — кричит всадник.
— Издалека, — отвечает парень-сирота. — Давно уже у меня маковой росинки во рту
не было. Вы бы отвели меня домой, покормили, чаем напоили. А я бы вам за это
коня объездил, на скачках бы первым пришел.
— О чем ты говоришь! — рассмеялся всадник. — Мой аргамак тебя в два счета
скинет.
— Гляди-ка на него, какой резвый! — с издевкой говорит парень-сирота. — Я не
одного жеребца-трехлетку объездил. Норовистые были, как шелковые стали. Почему
бы мне не удержаться и на вашем коне? Почему бы не попробовать?
Не устоял против таких слов объезжающий коня всадник.
— Ладно, — говорит, — пусти коня вон до той горки и возвращайся обратно. Я
здесь подожду.
Вскочил паренек-сирота на аргамака, помчался к горке. Во всем послушен конь
новому наезднику — не скачет, а расстилается ветром над степью. Подъехал парень
к горке, вынул шапку-невидимку, надел и был таков! Смотрит хозяин: нет ни его
аргамака, ни всадника. Стал он в даль всматриваться, стал искать пропажу. До
вечера ходил по степи, пока не отчаялся. «Не человек это был вовсе, а
оборотень», — решил хозяин аргамака. А когда дошел до такой догадки, то
перепугался, прибежал домой, рассказал о случившемся людям. Но люди отказались
ему верить.
Тем временем паренек-сирота, отъехав подальше, снял шапку, взмахнул плетью,
|
|