Табунщик рассказал, что он заблудился в дремучем лесу, а когда разыскал ханских 
слуг, было уже поздно. Палачи сказали:
— Он говорит правду, все так и было.
Хан схватился за голову и тихо произнес:
— Видно, правду говорят в народе: недоваренную пищу на стол не подают — 
необдуманный приказ не выпускают…
А люди другое говорили:
— Кто замышляет гибель другого, бывает, и сам погибает!




ШАПКА-НЕВИДИМКА

Давным-давно в долине между двух высоких гор, покрытых лесами, полными всяких 
зверей и птиц, орехов и ягод, жил холостой хан. «Надо жениться!» — все чаще 
думал он.
— Надо жениться! — сказал хан однажды во всеуслышание и поехал искать себе жену.
 Искал одну, нашел двух. Решил хан испытать их. Собрался съездить на дальние 
пастбища, на выгоны, а женам наказывает:
— Пока я буду осматривать свои бесчисленные стада, свои несметные табуны, 
сшейте мне по десять дэгэлов.
Так сказав, сел на коня и ускакал.
Взялись за дело молодые ханские жены. День не отдыхают, ночь не спят. Сшили по 
десять дэгэлов.
На другой день возвратился хан, стал дэгэлы осматривать; стал их руками 
перебирать, нарадоваться не может: и красивы все, как на подбор, и теплы, и 
швов не видать, — сразу и не поверишь, что человеческим умением да старанием 
сделаны.
Не уступили друг другу ханские жены в рукоделии. А когда стали они подавать 
хану кушания, тот вконец растерялся, язык проглотил, сказать не может: чье 
угощение вкуснее.
Тут и осень подошла. Хан говорит как-то утром: «По всем приметам — много нынче 
в тайге орехов да ягод. Пока я дичины добуду, соберите воз кедровых орешков и 
воз смородины. А самое главное — не смейте ни одного ореха, ни одной ягоды 
отведать».
Собрали жены воз орехов, стали собирать смородину, далеко разбрелись в разные 
стороны. Вдруг одна из них голос подала.
— Скорее иди сюда! — кличет. Прибежала вторая на зов и видит: висят на ветке 
две одинаковые смородинки, как две капли воды похожие друг на друга. 
Переглянулись ханские жены и решили: «Съедим по ягодке, а хану не скажем». Так 
они и сделали. Но едва вернулись домой, как одна говорит:
— У меня ребенок будет.
— Ты произнесла вслух слова моих сомнений, — подхватила начатый разговор вторая 
жена. — Я тоже жду ребенка. А виноваты в этом две смородиновые ягоды, которые 
мы с тобой съели, утаив от хана.
Наступила весна, и ханские жены родили в один и тот же день мальчиков, похожих 
друг на друга, как две ягоды смородины.
Стали дети дружно подрастать, стали делить пополам забавы и мимолетные обиды. 
Видели их только вместе, и ничто не предвещало беды. Но едва исполнилось 
мальчикам по пятнадцати лет, как умер хан-отец. А вслед за ними ушла в царство 
мертвых и мать одного из мальчиков.
С той поры начала мачеха обижать сироту: кормила объедками, одевала в обноски, 
заставляла делать самую грязную работу. А мальчиков все равно нельзя было 
ожесточить, еще дружнее становились они.
Вот исполнилось братьям по восемнадцати лет. Стреляли они однажды из лука и 
решили целиться в пень, что стоял посреди двора. Выстрелил сирота — разнес в 
щепу шапку пня. Выстрелил брат — увязла стрела в подошве пня.
Подбежал парень, вынул увязшую стрелу и видит: капает с наконечника гниль 
пополам с водой. Спрашивает сводный брат у сироты:
— Почему крепкий с виду пень на поверку оказался столь гнилым?
— После смерти хана-батюшки, после смерти моей матушки прогнила в нашем доме 
привязанность между людьми одного очага, — отвечает сирота. — Стала твоя мать 
кормить меня объедками, одевать в обноски. Одно от тебя скрывали, другого ты 
просто не замечал.
— Если мать способна на такое злодейство — я не пощажу и матери! — схватился 
сводный брат за меч.
— Не торопись совершить непоправимое, — удержал его сирота. — Лучше помоги мне 
уйти со двора незамеченным. Если удача не оставит меня, если я вновь обрету 
свою знатность в иных краях, то жди от меня весточку и поскорее приезжай.
Утром встал сирота вместе с зарею, заткнул обе полы драного дэгэла за пояс и, 
попрощавшись с братом, зашагал в сторону юго-запада.
Идет он да идет, шагает да шагает. Днем бредет, ночью у дороги костер разжигает 
и ночует, а с восходом солнца — вновь на ногах, вновь в пути. Идет дальней 
дорогой, ни встречного путника, ни заблудшей скотины, ни одинокой юрты — ничего 
не видно.
Вот уже и мясо сушеное кончилось, и ноги подкосились на подъеме в гору, а он 
все идет да идет. Наконец, через много дней, счет которым сирота давно потерял, 
повстречался ему в сыром лесу старик, рубивший сушняк на дрова. Подошел к нему 
сирота, поздоровался.