Да недолго продолжалось его счастье. А все оттого, что не любили старика 
молодые жены. Накурили они однажды из курунги котел тарасуна. Напился старик 
Уханай допьяна и запел песню о прежней своей жизни, о нашествии непобедимого 
воина, о похищении молодой жены и дочери, о смерти единственного сына. Потом 
перешел к своему последнему странствию, пропел о том, как подобрал с земли 
бычью лопатку, как обманом выменял ее на котел, котел — на черного барана, 
черного барана — на двадцать белых, их — на две волчьих дохи, а дохи — на двух 
девиц-красавиц. Пел старик о том, как благодаря своей ловкости да оборотливости 
стал он по-прежнему богат и добыл двух молодых жен. Выслушав до конца старикову 
песню, рассердились жены, а когда старик Уханай уснул, разрушили они его белую 
юрту, угнали скот на подворье отца и сами к нему вернулись.
А старику Уханаю сон снится, будто спит он под открытым небом, а его жены 
жилище рушат, скот угоняют. На другой день продрал старик глаза — так и есть: 
ни юрты, ни жен, ни скота.
Поплакал старик Уханай, погоревал, а потом вышел на улицу, подобрал еще одну 
бычью лопатку и отправился по белу свету. Может быть, и к нам постучится.




ГАЗАР ПООЛИН, СЫН ЗЭЭДЭЛЭЯ

В те стародавние времена, когда погода стояла благодатная и травы ярко зеленели,
 когда молочно-белое море лужицей казалось и свиньи отъедались на его берегу, 
когда исполинская гора Сумбэр была маленькой кочкой, когда развесистое дерево 
опушки колыхалось молодой порослью и круторогий козел резвился маленьким 
козленком, в те старопрежние времена жил на свете сын Зээдэлэя Газар Поолин со 
своей старухой.
Была у них дочь Ногоондар — любимица богини Зеленой Тары и сын Сагаандар — 
любимец богини Белой Тары. Подарили боги брату с сестрой несколько жизней.
Большой искусницей была красавица Ногоондар: из шелка размером с мизинец могла 
сшить двадцать халатов, а из шелка размером с ладонь — выкроить десять дох и 
дэгэлов.
Славным охотником был Сагаандар, имевший тугой серебряный лук, натянутый на 
отлогом зеленом лугу, доброго чалого аргамака с чеканным серебряным седлом и 
кнут с серебряным фунтовым кнутовищем.
В это самое время собрался Хартаганаан-хан выдать свою дочь замуж и пригласил 
искусницу Ногоондар на шитье свадебных нарядов. А Сагаандар, залатав рваную 
одежду, зашив распоротую сбрую, увидел в степи пыль, поднятую дикими животными, 
и отправился на охоту.
Говорит Газар Поолин своей старухе:
— Побьет наш сын множество оленей да коз, привезет высохшие шкуры и заставит их 
выделывать. Того и гляди, замучает нас работой. Как бы нам от такого 
беспокойного сына избавиться.
Посудили они, порядили, и старик решил:
— Я выкопаю глубокую яму у двери, накрою ее скальной глыбой и сверху припорошу 
горными травами.
— А я, — добавляет старуха, — за двадцатью реками да речушками насобираю 
ядовитых трав и наварю из них зелья.
От крепкой серебряной коновязи до дверей дома расстелил старик мягкую войлочную 
дорожку, у самого порога выкопал бездонную адскую яму, накрыл ее каменной 
глыбой и сверху забросал горными травами. Насобирала старуха ядовитых трав по 
берегам двадцати рек и речушек, сварила зелье и налила в почетную золотую чашу.
Вот возвращается домой молодец Сагаандар, везя связки добытых шкур, а добрый 
чалый аргамак говорит ему по дороге:
— Турья-турьянзу, я перескажу слово в слово, а ты, хозяин мой, слушай да на ус 
мотай. Решили отец с матерью сгубить тебя. Турья-турьянзу, твой отец-старик, 
что умом не велик, до дверей дома постлал мягкую войлочную дорожку, а у самого 
порога выкопал бездонную адскую яму. А старуха-развалюха за двадцатью реками и 
речушками собрала ядовитые травы, сварила из них зелье, налила в почетную 
золотую чашу и хочет угостить тебя.
Узнав об этом, разбросал молодец добытые шкуры, освободив коня от поклажи, и 
налегке вернулся домой.
Оглядел он родительский двор и понял, что все сказанное конем приготовлено и 
ждет его неверного шага. Воткнул Сагаандар свою красную стрелу с 
восьмидесятипудовым набалдашником посреди двора, привязал к ней коня, а потом 
перескочил адскую яму и с шумом опустился на хойморе.
Отец головой качает.
— Эхма! — говорит. — А мы-то тебя поджидаем, наше неуклюжее дитя, совсем с ног 
сбились. Почему ты не привяжешь коня за новую серебряную коновязь, а лук со 
стрелами не повесишь на новую серебряную вешалку? Что же с тобой случилось, 
если ты в наш новый двор не входишь как подобает долгожданному гостю, а козлом 
через порог прыгаешь, медведем на хоймор опускаешься?
Отвечает Сагаандар:
— Был я в чужедальней стороне, показывал там свою удаль да так расхрабрился, 
так расходился, что подумал: а не усесться ли мне на хойморе, когда домой 
возвращусь?
Тут старуха поставила перед сыном золотую чашу с адским зельем.
— Выпей, — говорит, — за благополучное возвращение.
— Не беспокойся, матушка, — отвечает сын, — ни голод, ни жажда меня не мучают.