е наряду царскому, королевскому; подхватили ее под руки белые и 
повели к батюшке родимому; а батюшка нездоров. лежал, нездоров и нерадостен, 
день и ночь ее вспоминаючи, горючими слезами обливаючись; и не вспомнился он от 
радости, увидавши свою дочь милую, хорошую, пригожую, меньшую, любимую, и 
дивился он красоте ее девичьей, ее наряду царскому, королевскому.

Долго они целовалися, миловалися, ласковыми речами утешалися. Рассказала она 
своему батюшке родимому и своим сестрам старшим, любезным, про свое житье-бытье 
у зверя лесного, чуда морского, все от слова до слова, никакой крохи не 
скрываючи. И возвеселился честной купец ее житью богатому, царскому, 
королевскому, и дивился, как она привыкла смотреть на своего хозяина страшного 
и не боится зверя лесного, чуда морского; сам он, об нем вспоминаючи, дрожкой 
дрожал. Сестрам же старшим, cлушая про богатства несметные меньшой сестры и про 
власть ее царскую над своим господином, словно над рабом своим, инда завистно 
стало.

День проходит, как единый час, другой день проходит, как минуточка, а на третий 
день стали уговаривать меньшую сестру сестры старшие, чтоб не ворочалась она к 
зверю лесному, чуду морскому. “Пусть-де околеет, туда и дорога ему...” И 
прогневалась на сестер старших дорогая гостья, меньшая сестра, и сказала им 
таковы слова:

“Если я моему господину доброму и ласковому за все его милости и любовь горячую,
 несказанную заплачу его смертью лютою, то не буду я стоить того, чтобы мне на 
белом свете жить, и стоит меня тогда отдать диким зверям на растерзание”.

И отец ее, честной купец, похвалил ее за такие речи хорошие, и было положено, 
чтобы до срока ровно за час воротилась к зверю лесному, чуду морскому, дочь 
хорошая, пригожая, меньшая, любимая. А сестрам то в досаду было, и задумали они 
дело хитрое, дело хитрое и недоброе; взяли они да все часы в доме целым часом 
назад поставили, и не ведал того честной купец и вся его прислуга верная, 
челядь дворовая.

И когда пришел настоящий час, стало у молодой купецкой дочери, красавицы 
писаной, сердце болеть и щемить, ровно стало что-нибудь подмывать ее, и смотрит 
она то и дело на часы отцовские, аглицкие, немецкие, — а все равно ей пускаться 
в дальний путь. А сестры с ней разговаривают, о том о сем расспрашивают, 
позадерживают. Однако сердце ее не вытерпело; простилась дочь меньшая, любимая, 
красавица писаная, со честным купцом, батюшкой родимым, приняла от него 
благословение родительское, простилась с сестрами старшими, любезными, со 
прислугою верною, челядью дворовою, и, не дождавшись единой минуточки до часа 
урочного, надела золот перстень на правый мизинец и очутилась во дворце 
белокаменном, во палатах высоких зверя лесного, чуда морского, и, дивуючись, 
что он ее не встречает, закричала она громким голосом:

“Где же ты, мой добрый господин, мой верный друг? Что же ты меня не встречаешь? 
Я воротилась раньше срока назначенного целым часом со минуточкой”.

Ни ответа, ни привета не было, тишина стояла мертвая; в зеленых садах птицы не 
пели песни райские, не били фонтаны воды и не шумели ключи родниковые, не 
играла музыка во палатах высоких. Дрогнуло сердечко у купецкой дочери, 
красавицы писаной, почуяла она нешто недоброе; обежала она палаты высокие и 
сады зеленые, звала зычным голосом своего хозяина доброго — нет нигде ни ответа,
 ни привета и никакого гласа послушания22. Побежала она на пригорок муравчатый, 
где рос, красовался ее любимый цветочек аленький, и видит она, что лесной зверь,
 чудо морское, лежит на пригорке, обхватив аленький цветочек своими лапами 
безобразными. И показалось ей, что заснул он, ее дожидаючись, и спит теперь 
крепким сном. Начала его будить потихоньку дочь купецкая, красавица писаная, — 
он не слышит; принялась будить покрепче, схватила его за лапу мохнатую — и 
видит, что зверь лесной, чудо морское, бездыханен, мертв лежит...

Помутилися ее очи ясные, подкосилися ноги резвые, пала она на колени, обняла 
руками белыми голову своего господина доброго, голову безобразную и противную, 
и завопила истошным голосом:

“Ты встань, пробудись, мой сердечный Друг, я люблю тебя как жениха желанного!..
”

И только таковы слова она вымолвила, как заблестели молнии со всех сторон, 
затряслась земля от грома великого, ударила громова стрела каменная в пригорок 
муравчатый, и упала без памяти молодая дочь купецкая, красавица писаная. Много 
ли, мало ли времени она лежала без памяти — не ведаю; только, очнувшись, видит 
она себя во палате высокой, беломраморной, сидит она на золотом престоле со 
каменьями драгоценными, и обнимает ее принц молодой, красавец писаный, на 
голове со короною царскою, в одежде златокованой; перед ним стоит отец с 
сестрами, а кругом на коленях стоит свита великая, все одеты в парчах золотых, 
серебряных. И возговорит к ней молодой принц, красавец писаный, на голове со 
короною царскою:

“Полюбила ты меня, красавица ненаглядная, в образе чудища безобразного, за мою 
добрую душу и любовь к тебе; полюби же меня теперь в образе человеческом, будь 
моей невестой желанною. Злая волшебница прогневалась на моего родителя 
покой