|
во дворец по лестнице, устланной кармазинным7 сукном, со перилами
позолоченными; вошел в горницу — нет никого; в другую, в третью — нет никого; в
пятую, десятую — нет никого; а убранство везде царское, неслыханное и
невиданное: золото, серебро, хрустали восточные, кость слоновая и мамонтовая.
Дивится честной купец такому богатству несказанному, а вдвое того, что хозяина
нет; не только хозяина, и прислуги нет; а музыка играет не смолкаючи; и подумал
он в те поры про себя: “Все хорошо, да есть нечего” — и вырос перед ним стол,
убранный-разубранный: в посуде золотой да серебряной яства8 стоят сахарные, и
вина заморские, и питья медвяные. Сел он за стол без сумления9, напился, наелся
досыта, потому что не ел сутки целые; кушанье такое, что и сказать нельзя, —
того и гляди, что язык проглотишь, а он, по лесам и пескам ходючи, крепко
проголодался; встал он из-за стола, а поклониться некому и сказать спасибо за
хлеб за соль некому. Не успел он встать да оглянуться, а стола с кушаньем как
не бывало, а музыка играет не умолкаючи.
Дивуется честной купец такому чуду чудному и такому диву дивному, и ходит он по
палатам изукрашенным да любуется, а сам думает: “Хорошо бы теперь соснуть да
всхрапнуть” — и видит, стоит перед ним кровать резная, из чистого золота, на
ножках хрустальных, с пологом серебряным, с бахромою и кистями жемчужными;
пуховик на ней как гора лежит, пуху мягкого, лебяжьего.
Дивится купец такому чуду новому, новому и чудному; ложится он на высокую
кровать, задергивает полог серебряный и видит, что он тонок и мягок, будто
шелковый. Стало в палате темно, ровно в сумерки, и музыка играет будто издали,
и подумал он: “Ах, кабы мне дочерей хоть во сне увидать!” — и заснул в ту же
минуточку.
Просыпается купец, а солнце уже взошло выше дерева стоячего. Проснулся купец, а
вдруг опомниться не может: всю ночь видел он во сне дочерей своих любезных,
хороших и пригожих, и видел он дочерей своих старших: старшую и середнюю, что
они веселым-веселехоньки, а печальна одна дочь меньшая, любимая; что у старшей
и середней дочери есть женихи богатые и что сбираются они выйти замуж, не
дождавшись его благословения отцовского; меньшая же дочь любимая, красавица
писаная, о женихах и слышать не хочет, покуда не воротится ее родимый батюшка.
И стало у него на душе и радостно и не радостно.
Встал он со кровати высокой, платье ему все приготовлено, и фонтан воды бьет в
чашу хрустальную; он одевается, умывается и уж новому, чуду не дивуется: чай и
кофей на столе стоят, и при них закуска сахарная. Помолившись богу, он
накушался, и стал он опять по палатам ходить, чтоб опять на них полюбоватися
при свете солнышка красного. Все показалось ему лучше вчерашнего. Вот видит он
в окна растворенные, что кругом дворца разведены сады диковинные, плодовитые и
цветы цветут красоты неописанной. Захотелось ему по тем садам прогулятися.
Сходит он по другой лестнице из мрамора зеленого, из малахита медного, с
перилами позолоченными, сходит прямо в зелены сады. Гуляет он и любуется: на
деревьях висят плоды спелые, румяные, сами в рот так и просятся, инда, глядя на
них, слюнки текут; цветы цветут распрекрасные, Махровые, пахучие, всякими
красками расписанные; птицы летают невиданные: словно по бархату зеленому и
пунцовому золотом и серебром выложенные, песни поют райские; фонтаны воды бьют
высокие, инда глядеть на их вышину — голова запрокидывается; и бегут и шумят
ключи родниковые по колодам хрустальным.
Ходит честной купец, дивуется; на все такие диковинки глаза у него разбежалися,
и не знает он, на что смотреть и кого слушать. Ходил он так много ли, мало ли
времени — неведомо: скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. И вдруг
видит он, на пригорочке зеленом цветет цветок цвету алого, красоты невиданной и
неслыханной, что ни в сказке сказать, ни пером написать. У честного купца дух
занимается; подходит он ко тому цветку; запах от цветка по всему саду ровно
струя бежит; затряслись и руки и ноги у купца, и возговорил он голосом
радостным:
“Вот аленький цветочек, какого нет краше ни белом свете, о каком просила меня
дочь меньшая, любимая”.
И, проговорив таковы слова, он подошел и сорвал аленький цветочек. В ту же
минуту, безо всяких туч, блеснула молния и ударил гром, инда земля зашаталася
под ногами, — и вырос, как будто из земли, перед купцом зверь не зверь, человек
не человек, а так какое-то чудище, страшное и мохнатое, и заревел он голосом
диким:
“Что ты сделал? Как ты посмел сорвать в моем саду мой заповедный, любимый
цветок? Я хранил его паче зеницы ока10 моего и всякий день утешался, на него
глядючи, а ты лишил меня всей утехи в моей жизни. Я хозяин дворца и сада, я
принял тебя, как дорогого гостя и званого, накормил, напоил и спать уложил, а
ты эдак-то заплатил за мое добро? Знай же свою участь горькую: умереть тебе за
свою вину смертью безвременною!..”
И несчетное число голосов диких со всех сторон завопило:
“Умереть тебе смертью безвременною!”
У честного купца от страха зуб на зуб не приходил, он оглянулся кругом и видит,
что со всех сторон, из-под каждого дерева и кустика, из воды,
|
|