Юнатана. Особенно когда приходилось бояться за него, а теперь я боялся. Кто его 
знает, какая опасность поджидает Юнатана по другую сторону стены?! И что такое 
он затеял, за что его могут схватить?

– Ты не должен так бояться, Сухарик, – сказал мне Юнатан. – Теперь ты – Карл 
Львиное Сердце, не забывай об этом!

Потом он быстро распрощался со мной и с Маттиасом и залез в свой тайник. И мы 
увидели, как он исчез, спустившись в подземный ход. Он помахал нам рукой – 
последнее, что мы увидели, была его рука, которой он нам помахал.

И вот мы остались одни, Маттиас и я.

– Толстый Дудик даже не подозревает, какой крот ползет под его стеной в эту 
самую минуту! – воскликнул Маттиас.

– Да, но подумать только, что, если он увидит, как этот крот высовывает голову 
из-под земли? – сказал я. – И тогда он пустит в ход копье!

Я был страшно опечален и прокрался в конюшни к Фьялару. В последний раз искал я 
у него утешения Но он не мог утешить меня, потому что я знал: этот вечер – 
последний. Я никогда больше не увижу его.

В конюшне был полумрак. Маленькое окошко пропускало не так уж много света, но 
все же я увидел, как Фьялар чутко вскинул голову, когда я появился в дверях. Я 
зашел к нему в стойло и обнял его за шею. Я хотел, чтобы он понял: в том, что 
должно случиться, вина не моя.

– Хотя, может, и моя, – сказал я и заплакал. – Останься я в Долине Вишен, 
Тенгилю никогда бы не видать тебя. Прости! Прости меня, Фьялар! Прости! Но я не 
мог поступить иначе!

Я думаю, он понял, что я опечален. Он слегка придвинул свою мягкую морду к 
моему уху. Казалось, ему не хотелось, чтобы я плакал.

Но я плакал. Я стоял возле него и безутешно плакал и плакал, пока слезы не 
иссякли. Тогда я почистил коня, а потом накормил его остатками овса, которые 
ему пришлось, само собой, поделить с Гримом.

Пока я чистил Фьялара, меня одолевали ужасные мысли.

«Пусть падет мертвым тот, кто заберет мою лошадь, – думал я. – Пусть он умрет 
прежде, чем успеет переправиться через реку!» Да, правда, ужасно желать этого. 
И к тому же это мне не помогло.

«Да что там! Этот человек наверняка уже на борту парома, – думал я, – того 
самого парома, который они нанимают, чтобы перевозить все награбленное в замок 
Тенгиля. А может, он уже сошел на берег. Может, как раз в эту минуту он 
проходит через Большие ворота и вот-вот будет здесь. О, Фьялар, если бы мы 
могли вместе убежать куда-нибудь, ты и я!»

Не успел я это подумать, как кто-то отворил дверь конюшни и вошел. А я закричал 
от страха. Но это был всего-навсего Маттиас. Он, верно, уже начал беспокоиться, 
куда я так надолго пропал. Я был рад, что в конюшне так сумрачно. Ни к чему ему 
было видеть, что я опять плакал. Но он все-таки понял меня и сказал:

– Милый мой малыш, если б я мог чем-нибудь тебе помочь! Но здесь никакой 
дедушка тебе не поможет. Остается только плакать!

И тут я увидел в окошке за его спиной, как кто-то идет, приближаясь к 
Маттиасгордену. Человек Тенгиля! Тот, кто должен увести Фьялара!

– Он идет! – закричал я. – Маттиас, он идет!

Фьялар заржал. Ему не понравилось, что я так отчаянно кричал.

В следующий миг рванули дверь конюшни, и вот он уже стоит на пороге в своем 
черном шлеме и черном плаще.

– Нет! – вскричал я. – Нет, нет!

Но он уже был возле меня и обвил меня руками. Это Юнатан! Ведь это был он!

– Ты что, не узнаешь родного брата? – сказал он, когда я отпрянул назад.

Он потянул меня к окну, чтобы я мог как следует его разглядеть. Но я все-таки 
едва мог поверить, что это Юнатан. Его было просто не узнать. Он был такой 
уродливый, куда уродливей, чем даже я, и вообще не похож на «на редкость 
красивого юношу», каким он был. Волосы мокрыми клочьями свисали ему на плечи и 
вовсе не сверкали, как золото.