было лежать в тихую погоду на песчаной отмели и нежиться при свете месяца, 
любуясь раскинувшимся по берегу городом: там, точно сотни звезд, горели огни, 
слышались музыка, шум и грохот экипажей, виднелись башни со шпилями, звонили 
колокола. Да, именно потому, что ей нельзя было попасть туда, ее больше всего и 
манило это зрелище.

Как жадно слушала ее рассказы самая младшая сестра! Стоя вечером у открытого 
окна и вглядываясь в морскую синеву, она только и думала, что о большом шумном 
городе, и ей казалось даже, что она слышит звон колоколов.

Через год и вторая сестра получила позволение подниматься на поверхность моря и 
плыть, куда она захочет. Она вынырнула из воды как раз в ту минуту, когда 
солнце садилось, и нашла, что лучше этого зрелища ничего и быть не может. Небо 
сияло, как расплавленное золото, рассказывала она, а облака... да тут у нее уж 
и слов не хватало! Пурпуровые и фиолетовые, они быстро неслись по небу, но еще 
быстрее их неслась к солнцу, точно длинная белая вуаль, стая лебедей; русалочка 
тоже поплыла было к солнцу, но оно опустилось в море, и по небу и воде 
разлилась розовая вечерняя заря.

Еще через год всплыла на поверхность моря третья принцесса; эта была смелее 
всех и поплыла в широкую реку, которая впадала в море. Тут она увидала зеленые 
холмы, покрытые виноградниками, дворцы и дома, окруженные густыми рощами, где 
пели птицы; солнце светило и грело так, что ей не раз приходилось нырять в воду,
 чтобы освежить свое пылающее лицо. В маленькой бухте она увидела целую толпу 
голеньких ребятишек, которые плескались в воде; она хотела было поиграть с ними,
 но они испугались ее и убежали, а вместо них появился какой-то черный зверек и 
так страшно принялся на нее тявкать, что русалка перепугалась и уплыла назад в 
море; это была собака, но русалка ведь никогда еще не видала собак.

И вот принцесса все вспоминала эти чудные леса, зеленые холмы и прелестных 
детей, которые умеют плавать, хоть у них и нет рыбьего хвоста!

Четвертая сестра не была такой смелой; она держалась больше в открытом море и 
рассказывала, что это было лучше всего: куда ни глянь, на много-много миль 
вокруг одна вода да небо, опрокинувшееся, точно огромный стеклянный купол; 
вдали, как морские чайки, проносились большие корабли, играли и кувыркались 
веселые дельфины и пускали из ноздрей сотни фонтанов огромные киты.

Потом пришла очередь предпоследней сестры; ее день рождения был зимой, и 
поэтому она увидела то, чего не видели другие: море было зеленоватого цвета, 
повсюду плавали большие ледяные горы — ни дать ни взять жемчужины, рассказывала 
она, но такие огромные, выше самых высоких колоколен, построенных людьми! 
Некоторые из них были причудливой формы и блестели, как алмазы. Она уселась на 
самую большую, ветер развевал ее длинные волосы, а моряки испуганно обходили 
гору подальше, К вечеру небо покрылось тучами, засверкала молния, загремел гром 
и темное море стало бросать ледяные глыбы из стороны в сторону, а они так и 
сверкали при блеске молнии. На кораблях убирали паруса, люди метались в страхе 
и ужасе, а она спокойно плыла на ледяной горе и смотрела, как огненные зигзаги 
молний, прорезав небо, падали в море.

Вообще каждая из сестер была в восторге от того, что видела в первый раз, — все 
было для них ново и поэтому нравилось; но, получив, как взрослые девушки, 
позволение плавать повсюду, они скоро присмотрелись ко всему и через месяц 
стали говорить, что везде хорошо, а дома, на дне, лучше.

Часто по вечерам все пять сестер, взявшись за руки, подымались на поверхность; 
у всех были чудеснейшие голоса, каких не бывает у людей на земле, и вот, когда 
начиналась буря и они видели, что корабль обречен на гибель, они подплывали к 
нему и нежными голосами пели о чудесах подводного царства и уговаривали моряков 
не бояться опуститься на дно; но моряки не могли разобрать слов; им казалось, 
что это просто шумит буря; да им все равно и не удалось бы увидать на дне 
никаких чудес — если корабль погибал, люди тонули и приплывали ко дворцу 
морского царя уже мертвыми.

Младшая же русалочка, в то время как сестры ее всплывали рука об руку на 
поверхность моря, оставалась одна-одинешенька и смотрела им вслед, готовая 
заплакать, но русалки не умеют плакать, и от этого ей было еще тяжелей.

—Ах, когда же мне будет пятнадцать лет? — говорила она. — Я знаю, что очень 
полюблю и тот мир и людей, которые там живут!

Наконец и ей исполнилось пятнадцать лет.

—Ну вот, вырастили и тебя! — сказала бабушка, вдовствующая королева. — Поди 
сюда, надо и тебя принарядить, как других сестер!

И она надела русалочке на голову венок из белых лилий, — каждый лепесток был 
половинкой жемчужины — потом, для обозначения высокого сана принцессы, 
приказала прицепиться к ее хвосту восьми устрицам.

—Да это больно! — сказала русалочка.

—Ради красоты и потерпеть не грех! — сказала старуха.

Ах, с каким удовольствием скинула бы с себя русалочка все эти убо