-- Я-то  не боюсь.  Но люди --  другое дело.  Они подчиняются Холодному
Железу.  Ведь они с рождения живут рядом с железом,  потому что оно есть в
каждом доме,  не так ли?  Они соприкасаются с  железом каждый день,  а оно
может либо  возвысить человека,  либо  уничтожить его.  Такова судьба всех
смертных: ничего тут не поделаешь.
   -- Я не совсем тебя понимаю, -- сказал Дан. -- Что ты имеешь в виду?
   -- Я бы мог объяснить, но это займет много времени.
   -- Ну-у,  так до завтрака еще далеко,  --  сказал Дан.  --  И к тому же
перед выходом мы заглянули в кладовку...
   Он достал из кармана один большой ломоть хлеба,  Юна --  другой,  и они
поделились с Паком.
   -- Этот хлеб пекли в доме у маленьких Линденов, -- сказал Пак, запуская
в него свои белые зубы. -- Узнаю руку миссис Винсей. -- Он ел, неторопливо
прожевывая каждый кусок, совсем как старик Хобден, и, так же как и тот, не
уронил ни единой крошки.
   В  окнах  домика  Линденов вспыхнуло солнце,  и  под  безоблачным небом
долина наполнилась покоем и теплом.
   -- Хм...  Холодное Железо,  -- начал Пак. Дан и Юна с нетерпением ждали
рассказа.  --  Смертные,  как  называют людей  Жители Холмов,  относятся к
железу легкомысленно.  Они вешают подкову на дверь и  забывают перевернуть
ее задом наперед.  Потом, рано или поздно, в дом проскальзывает кто-нибудь
из Жителей Холмов, находит грудного младенца и...
   -- О!  Я  знаю!  --  воскликнула Юна.  --  Он крадет его и  вместо него
подкладывает другого.
   -- Никогда!  -- твердо возразил Пак. -- Родители сами плохо заботятся о
своем ребенке, а потом сваливают вину на кого-то. Отсюда и идут раговоры о
похищенных и подброшенных детях. Не верьте им. Будь моя воля, я посадил бы
таких родителей на телегу и погонял бы их как следует по ухабам.
   -- Но ведь сейчас так не делают, -- сказала Юна.
   -- Что не  делают?  Не гоняют или не относятся к  ребенку плохо?  Ну-у,
знаешь.  Некоторые люди совсем не  меняются,  как и  земля.  Жители Холмов
никогда не проделывают такие штучки с подбрасыванием.  Они входят в дом на
цыпочках и  шепотом,  словно это  шипит  чайник,  напевают спящему в  нише
камина ребенку то  заклинание,  то заговор.  А  позднее,  когда ум ребенка
созреет и  раскроется,  как почка,  он  станет вести себя не так,  как все
люди.  Но  самому человеку от этого лучше не будет.  Я  бы вообще запретил
трогать младенцев. Так я однажды и заявил сэру Хьюону [*55].
   -- А  кто такой сэр Хьюон?  --  спросил Дан,  и  Пак с немым удивлением
повернулся к мальчику.
   -- Сэр Хьюон из  Бордо стал королем фей после Оберона.  Когда-то он был
храбрым рыцарем,  но пропал по пути в  Вавилон.  Это было очень давно.  Вы
слышали шуточный стишок "Сколько миль до Вавилона?" [*56]
   -- Еще бы! -- воскликнул Дан.
   -- Так вот,  сэр Хьюон был молод, когда он только появился. Но вернемся
к  младенцам,  которых якобы подменяют.  Я сказал как-то сэру Хьюону (утро
тогда было такое же  чудное,  как  и  сегодня):  "Если уж  вам так хочется
воздействовать и влиять на людей,  а насколько я знаю,  именно таково ваше
желание,  почему  бы  вам,  заключив  честную  сделку,  не  взять  к  себе
какого-нибудь грудного младенца и не воспитать его здесь, среди нас, вдали
от Холодного Железа,  как это делал в прежние времена король Оберон. Тогда
вы  могли  бы  предуготовить ребенку замечательную судьбу и  потом послать
обратно в мир людей".
   "Что  прошло,  то  миновало,  --  ответил  мне сэр Хьюон. -- Только мне
кажется, что нам это не удастся. Во-первых, младенца надо взять так, чтобы
не  причинить  зла  ни ему самому, ни отцу, ни матери. Во-вторых, младенец
должен  родиться  вдали от железа, то есть в таком доме, где нет и никогда
не  было ни одного железного кусочка. И наконец, в-третьих, его надо будет
держать  вдали  от  железа до тех самых пор, пока мы не позволим ему найти
свою  судьбу.  Нет,  все  это  очень  не  просто".  Сэр Хьюон погрузился в
размышления и поехал прочь. Он ведь раньше был человеком.
   Как-то раз, накануне дня великого бога Одина [*57], я оказался на рынке
Льюиса,   где   продавали  рабов   --   примерно  так,   как   сейчас   на
Робертсбриджском рынке  продают  свиней.  Единственное различие состояло в
том, что у свиней кольцо было в носу, а у рабов -- на шее.
   -- Какое еще кольцо? -- спросил Дан.
   -- Кольцо из Холодного Железа, в четыре пальца шириной и один толщиной,
похожее на кольцо для метания, но только с замком, защелкивающимся на шее.
В  нашей  кузнице хозяева получали неплохой доход от  продажи таких колец,
они паковали их в дубовые опилки и рассылали по всей Старой Англии.  И вот
один фермер купил на  этом рынке рабыню с  младенцем.  Для фермера ребенок
был только лишней обузой, мешавшей его рабыне исполнять работу: перегонять
скот.
   -- Сам он  был скотина!  --  воскликнула Юна и  ударила босой пяткой по
воротам.
   -- Фермер стал ругать торговца. Но тут женщина перебила его: "Это вовсе
и не мой ребенок. Я взяла младенца у одной рабыни из нашей партии, бедняга
вчера умерла".
   "Тогда я  отнесу его  в  церковь,  --  сказал фермер.  --  Пусть святая
церковь сделает из него монаха, а мы спокойно отправимся домой".
   Стояли  сумерки.  Фермер крадучись вошел  в  церковь и  положил ребенка