"Империи?  Какой? -- спросил я. -- Один император у нас в Риме, и уж не
знаю, сколько сейчас провозглашено императоров в восставших провинциях".
   "Главная беда не в  этом,  --  продолжал отец.  --  Рим изменил заветам
отцов и должен быть наказан".
   Тут  он  стал  вспоминать события  минувших  веков,  и  по  его  словам
выходило, что Вечный Рим находится на грани падения.
   "Да, -- повторил он, -- у Рима нет никакой надежды на спасение. Но если
боги  помогут нам,  британцам,  то  мы  можем  спасти  Британию.  Поэтому,
Парнезий, я говорю тебе как отец: если сердце твое лежит к военной службе,
то твое место -- на Стене".
   -- Какой Стене? -- разом спросили Дан и Юна.
   -- Отец  имел  в   виду  стену  Адриана  [*36].   Она   была  построена
давным-давно,   чтобы   отгородить  Британию   от   раскрашенного  народа,
по-вашему,  --  пиктов. Когда отец сказал это, я поцеловал его руку и стал
ждать приказаний. Мы, римляне, рожденные в Британии, знаем, чем мы обязаны
своим отцам.
   -- Если б я поцеловал руку отцу, он бы рассмеялся, -- сказал Дан.
   -- Обычаи меняются,  но если ты не станешь слушаться отца,  то это тебе
не пройдет даром, можешь не сомневаться.
   После нашего разговора отец послал меня учиться маршировать в  гарнизон
вспомогательных войск.  Когда я  выучился,  Максим дал мне жезл центуриона
Седьмой когорты Тридцатого легиона.
   -- А кто такой Максим? -- поинтересовалась Юна.
   -- Сам Максим,  наш великий Цезарь, генерал Британии. Мало того, что он
дал мне жезл центуриона,  но и  продвинул сразу на три ступеньки!  Новичок
обычно начинает с десятой когорты и затем продвигается до первой.
   -- И ты был счастлив? -- снова спросила Юна.
   -- Еще бы.  Я думал, что Максим отличил меня за молодцеватый вид или за
умение маршировать,  но вернувшись домой,  узнал,  что мой отец, служивший
когда-то вместе с Максимом, попросил его за меня.
   -- Ну и ребенок же ты был! -- усмехнулся Пак, сидя на своей ветке.
   -- Был,  --  подтвердил Парнезий. -- Но вскоре -- ты, Фавн, это знаешь,
-- вскоре я покончил с играми навсегда.
   Пак кивнул.  Он сидел,  опустив коричневую голову на коричневую руку, и
глаза его смотрели в одну точку.
   -- Штаб Тридцатого легиона тогда находился в  Андериде,  но моя Седьмая
когорта размещалась на Стене.
   -- Андерида? Это что? -- дети обернулись к Паку.
   -- Это Певнсей. -- Пак указал рукой на юг.
   -- Снова наша  долина!  --  воскликнул Дан.  --  Там,  где  высаживался
Виланд?
   -- И Виланд,  и другие,  --  отвечал Пак. -- Это место древнее, даже по
сравнению со мной.
   -- Итак,  --  продолжал  Парнезий,  --  я  получил  приказание  идти  с
тридцатью солдатами к  нашей  когорте.  --  Он  весело  рассмеялся.  --  Я
чувствовал себя счастливее любого императора,  когда впереди своего отряда
выходил из  Северных ворот  лагеря,  мимо  охраны и  алтаря богини Победы,
которым мы отдали салют.
   -- Как? Как? -- дружно спросили Дан с Юной.
   -- Вот  так!  --  ответил  Парнезий  и  медленно проделал все  красивые
движения  римского  салюта,   который  завершается  глухим   ударом  щита,
опускаемого за плечи.
   -- Да-а, -- прошептал Пак. -- Тут есть над чем подумать.
   -- Мы  выступили в  полном  вооружении,  --  продолжал Парнезий,  снова
садясь на землю.  --  Но как только дорога вошла в  лес,  солдаты захотели
погрузить щиты на лошадей.
   "Нет,  -- сказал я, -- пока вы под моей командой, свое оружие и доспехи
будете нести сами".
   "Но сейчас жара, -- возразил один солдат, -- а у нас нет доктора. Вдруг
у нас будет солнечный удар или лихорадка?"
   "Тогда умирайте! -- ответил я. -- Невелика потеря для Рима. Выше копья!
Подтянуть ремни!"
   "Не строй из себя императора Британии!" -- крикнул он.
   Я  сбил его с  ног тупым концом копья и  объяснил этим рожденным в Риме
римлянам,  что,  если  еще  будут  такие  разговоры,  у  нас  станет одним
человеком меньше. И я не шутил!
   Затем тихо,  словно облако,  на дорогу выехал Максим и мой отец следом.
На  Максиме была  пурпурная мантия,  как  будто он  уже  стал  императором
Британии, на ногах -- белые с золотом поножи из кож оленя. Некоторое время
он стоял молча и только смотрел, прищурив глаза.
   "Станьте-ка на солнце, детки", -- сказал он наконец.
   И солдаты выстроились в шеренгу вдоль дороги.
   "Что бы  ты  сделал,  --  обратился он ко мне,  --  если бы меня тут не
было?"
   "Убил бы того солдата", -- ответил я.
   "Убей же его. Он и пальцем не шевельнет".
   "Нет, -- сказал я. -- Теперь они подчиняются тебе, а не мне. Убей я его
сейчас, я был бы просто палачом, исполняющим твои приказы".
   Максим нахмурился.
   "Тебе никогда не быть императором, -- сказал он. -- Даже генералом тебе