Мать Волчица, тяжело дыша, бросилась на землю около своих  волчат,  и
Отец Волк сказал ей сурово:
     - На этот раз Шер-Хан говорит правду: детеныша надо показать Стае. Ты
все-таки хочешь оставить его себе, Мать?
     - Оставить себе? - тяжело водя боками, сказала Волчица. - Он пришел к
нам совсем голый, ночью, один, и все же  он  не  боялся!  Смотри,  он  уже
оттолкнул одного из моих волчат! Этот хромой мясник убил бы его  и  убежал
на Вайнгангу, а люди в отместку разорили бы наше логово. Оставить его? Да,
я его оставлю. Лежи смирно, лягушонок! О Маугли - ибо Лягушонком Маугли  я
назову тебя, - придет время, когда ты станешь охотиться за Шер-Ханом,  как
он охотился за тобой.
     - Но что скажет наша Стая? - спросил Отец Волк.
     Закон Джунглей  говорит  очень  ясно,  что  каждый  волк,  обзаводясь
семьей, может покинуть свою Стаю. Но как только его  волчата  подрастут  и
станут на ноги, он должен привести их на Совет  Стаи,  который  собирается
обычно раз в месяц, во время полнолуния, и показать  всем  другим  волкам.
После этого волчата могут бегать где им вздумается, и пока  они  не  убили
своего первого оленя, нет оправдания  тому  из  взрослых  волков,  который
убьет волчонка. Наказание за это - смерть,  если  только  поймают  убийцу.
Подумай с минуту, и ты сам поймешь, что так и должно быть.
     Отец Волк подождал, пока его  волчата  подросли  и  начали  понемногу
бегать, и в одну из тех ночей, когда собиралась Стая, повел волчат, Маугли
и Мать Волчицу на Скалу Совета. Это была вершина холма, усеянная  большими
валунами, за которыми могла укрыться целая сотня  волков.  Акела,  большой
серый волк-одиночка, избранный вожаком всей Стаи за силу и ловкость, лежал
на скале, растянувшись во весь рост. Под  скалой  сидело  сорок  с  лишним
волков всех возрастов  и  мастей  -  от  седых,  как  барсуки,  ветеранов,
расправлявшихся в  одиночку  с  буйволом,  до  молодых  черных  трехлеток,
которые воображали, что им это тоже под силу. Волк-одиночка уже около года
был их вожаком. В юности он два раза попадал в волчий капкан, однажды люди
его избили и бросили, решив, что он издох, так что нравы  и  обычаи  людей
были ему знакомы. На Скале Совета почти  никто  не  разговаривал.  Волчата
кувыркались посередине площадки. кругом сидели их отцы и матери. Время  от
времени  один  из  взрослых  волков  поднимался  неторопливо  подходил   к
какому-нибудь волчонку, пристально смотрел на него и возвращался  на  свое
место, бесшумно ступая. Иногда мать выталкивала своего волчонка  в  полосу
лунного света, боясь, что его не заметят. Акела взывал со своей скалы:
     - Закон вам известен, Закон вам известен! Смотрите же, о волки!
     И заботливые матери подхватывали:
     - Смотрите же, смотрите хорошенько, о волки!
     Наконец - и мать Волчица вся ощетинилась, когда подошла их очередь, -
Отец Волк вытолкнул на середину круга Лягушонка Маугли. Усевшись на землю,
Маугли засмеялся и стал играть камешками, блестевшими в лунном свете.
     Акела ни разу не поднял головы, лежавшей на  передних  лапах,  только
время от времени все так же повторял:
     - Смотрите, о волки! Глухой рев донесся из-за скалы - голос Шер-Хана:
     - Детеныш мой! Отдайте его мне!  Зачем  Свободному  Народу  человечий
детеныш?
     Но Акела даже ухом не повел. Он сказал только:
     - Смотрите, о волки! Зачем Свободному Народ слушать  чужих?  Смотрите
хорошенько!
     Волки глухо зарычали хором, и один из  молоды  четырехлеток  в  ответ
Акеле повторил вопрос Шер Хана:
     - Зачем Свободному Народу человечий детеныш?
     А Закон Джунглей говорит, что если поднимется спор о  том,  можно  ли
принять детеныша в Стаю, в его пользу должны высказаться по  крайней  мере
два волка из Стаи, но не отец и не мать.
     - Кто за этого детеныша? - спросил Акела. - Кто из Свободного  Народа
хочет говорить?
     Ответа не было, и Мать Волчица приготовилась к бою, который, как  она
знала, будет для нее последним, если дело дойдет до драки.
     Тут поднялся на задние лапы  и  заворчал  единственный  зверь  другой
породы, которого допускают на Совет Стаи, - Балу, ленивый  бурый  медведь,
который обучает волчат Закону Джунглей, старик Балу, который может бродить
где ему вздумается, потому что он ест одни только орехи, мед и коренья.
     - Человечий детеныш? Ну что же, - сказал он,  -  я  за  детеныша.  Он
никому не принесет вреда. Я не мастер говорить, но говорю правду. Пусть он
бегает со Стаей. Давайте примем детеныша вместе  с  другими.  Я  сам  буду
учить его.
     - Нам нужен еще кто-нибудь, - сказал Акела. - Балу сказал свое слово,
а ведь он учитель наших волчат. Кто еще будет говорить, кроме Балу?
     Черная тень легла посреди круга. Это  была  Багира,  черная  пантера,
черная вся сплошь, как чернила, но  с  отметинами,  которые,  как  у  всех
пантер, видны на свету, точно легкий узор на муаре. Все в  джунглях  знали
Багиру, и никто не захотел бы становиться ей поперек дороги, ибо она  была
хитра, как Табаки, отважна, как дикий буйвол, и  бесстрашна,  как  раненый
слон. Зато голос у нее был сладок, как дикий мед,  капающий  с  дерева,  а
шкура мягче пуха.
     - О Акела, и ты, Свободный Народ,  -  промурлыкала  она,  -  в  вашем
собрании у меня нет никаких прав, но Закон  Джунглей  говорит,  что,  если