видом. По словам инуитов, та собака, которая раз сходила с ума, навсегда 
избавлена от опасности 
повторения подобных припадков.
     - Видите, Торнак нас не забыла, - сказал Котуко. - Налетела буря, лед 
сломался, тюлени 
поплыли за рыбой, испуганной порывами ветра. Теперь новые тюленьи отдушины 
всего 
в двух днях 
пути от нас, даже меньше. Пусть хорошие охотники отправятся завтра и притащат 
сюда тюленей, 
которых я убил копьем, - двадцать пять тюленей я зарыл во льду! Когда мы съедим 

их, мы все 
снова пойдем на охоту.
     - Что ты делаешь? - спросил колдун тем тоном, каким он обыкновенно 
разговаривал с Кадлу, 
самым богатым человеком в Тунунирмиуте.
     Кадлу посмотрел на девушку с севера и спокойно ответил:
     - Мы строим дом. - И он указал к северо-западу от своего жилища, потому 
что 
именно с этой 
стороны дома родителей всегда селится их женатый сын или замужняя дочь.
     Северная девушка подняла свои руки ладонями вверх и немного уныло покачала 

головкой. Она 
чужестранка. Ее подобрали полумертвую от голода, и она ничего не могла принести 

в хозяйство.
     Аморак быстро поднялась со скамьи и принялась бросать на колени девушки 
разные разности: 
каменные лампы, железные скребки для кожи, жестяные котлы, оленьи шкуры, 
вышитые 
зубами 
мускусного быка, и настоящие парусные иглы, употребляемые моряками. Это было 
самое лучшее 
приданое, когда-либо виданное на дальней окраине полярного круга, и девушка с 
севера склонила 
голову до самого пола.
     - И вот эти, - смеясь и напевая на ухо собакам сказал Котуко, и псы 
коснулись своими 
холодными носами лица девушки.
     - Ах! - проговорил ангекок и кашлянул с важным видом, точно глубоко 
обдумывая что-то. - 
Как только Котуко ушел, я прошел в молельню и запел волшебные песни. В течение 
долгих-долгих 
ночей я все пел и взывал к духу оленя. Это от моих песен началась буря, которая 

сломала лед и 
пригнала двух собак на Котуко, как раз в ту минуту, когда лед мог изломать его 
кости. Это мои песни 
заставили тюленей плыть вслед за разбитым льдом. Мое тело лежало неподвижно, но 

дух носился по 
льду и направлял Котуко и собак, заставляя их делать все, что они сделали. Все 
совершил я.
     Все уже наелись, всем хотелось спать, а потому никто не стал спорить. 
Тогда 
ангекок, в силу 
своего положения, взял себе еще кусок вареного мяса, съел его и лег вместе с 
остальными посреди 
этого теплого, ярко освещенного, пахнущего жиром дома.
     Котуко, который, с точки зрения инуита, рисовал очень хорошо, выцарапал 
рисунки всех своих 
приключений на длинной костяной пластинке с отверстием с одного ее края. Когда 
он и северная 
девушка ушли на север в Эльсмирскую землю, в год чудесной зимы безо льда, он 
оставил этот 
рассказ в картинах Кадлу, а тот потерял пластинку, когда его санки сломались 
летом на берегу озера 
Нетилинга, в Никозиринге. Один приозерный инуит нашел ее следующей весной и 
продал в Имигене 
человеку, который был переводчиком на китоловной лодке в Кумберлендском проливе.
 
Тот, в свою 
очередь, продал ее Гансу Ольсону, впоследствии занявшему место квартирмейстера 
на большом 
пароходе, который возил путешественников к Нордкапу в Норвегии. Когда 
закончился 
сезон 
путешествий, пароход этот стал курсировать между Лондоном и Австралией, с