отшельника, но 
он, не останавливаясь, спускался с горы. Теперь это не был больше святой, 
отшельник; в нем ожил 
сэр Пурун Дасс, первый министр немаловажного государства, человек, привыкший 
повелевать; и он 
шел спасать жизни. По крутой скользкой тропинке они двигались все вместе, 
Бхагат 
и его братья; 
они шли все ниже и ниже; наконец, копыта оленя споткнулись о стенку молотильной 

площадки, и он 
фыркнул, почуяв человека. Они остановились в начале кривой деревенской улицы, и 

Бхагат постучал 
своим посохом в забранные решеткой окна дома кузнеца; его факел осветил крышу.
     - Вставайте и выходите из дома, - закричал Пурун Бхагат, и сам не узнал 
собственного голоса, 
потому что прошло много лет с тех пор, как он громко разговаривал с человеком. 
- 
Гора рушится! 
Гора падает! Вставайте, выходите на улицу, о вы, спящие внутри!
     - Это наш Бхагат, - сказала жена кузнеца. - Он стоит со своими зверями. - 
Возьми малюток и 
сзывай народ.
     Весть побежала из дома в дом; дикие животные, сгрудившиеся в узком 
переулке, жались к 
Бхагату; Сона нетерпеливо отдувался.
     Народ высыпал на улицу; в деревне было не более семидесяти душ. При свете 
факелов поселяне 
увидели своего Бхагата, который стоял, положив руку на спину дрожащего 
баразинга, в то время, как 
обезьяны жалобно тянули его за одежду, а Сона, осев на задние лапы, громко 
ревел.
     - Бегите через долину и поднимитесь на первую же гору, на той стороне, - 
приказал Пурун 
Бхагат. - Никого не оставляйте здесь! Мы идем за вами.
     И поселяне побежали, как умеют бегать только одни горцы. Каждый знал, что 
при оползании 
почвы необходимо взобраться как можно выше на откос горы с противоположной 
стороны долины. 
Они с плеском пробежали через маленькую реку; задыхаясь стали подниматься по 
террасам полей на 
отдаленной окраине долины. Бхагат и его братья шли за ними. Выше и выше 
поднимались 
деревенские жители на противоположную гору и звали друг друга по именам; это 
была перекличка; а 
по их пятам с трудом двигался большой баразинг, отягченный весом тела 
отшельника, сила которого 
убывала. Наконец, олень остановился под ветвями густых сосен на высоте пятисот 
футов от 
подножия горы. Инстинкт, который предупредил его о приближающемся оползании 
горы, теперь 
сказал, что в этом месте он в безопасности.
     Пурун Бхагат, теряя сознание, опустился рядом с оленем; холодный дождь и 
трудный подъем 
убивали его; тем не менее он закричал по направлению рассеянных факелов:
     - Остановитесь и пересчитайте, все ли здесь!
     Увидав же, что огни собрались вместе, он шепнул оленю:
     - Останься со мною, брат. Останься до... конца.
     В воздухе пронесся вздох, превратился в ропот, ропот сделался ревом; рев 
усилился и стал 
могучим звуком, по силе превосходившим все доступное для слуха; горный откос, 
на 
котором стояли 
беглецы, погрузился в темноту и дрогнул. Потом низкий ровный звук, словно гул 
органной трубы, 
минут на пять поглотил остальные шумы, и каждый древесный ствол задрожал. Гул 
этот замер; звук 
дождя, падавшего на многие мили каменистой почвы и покрытое травой пространство,
 
изменился; 
теперь капли глухо барабанили по рыхлой земле. Это поясняло все.
     Беглецы молчали; даже жрец не осмелился заговорить с Бхагатом, который 
спас 
их. Поселяне 
скорчились под соснами и не двигались до рассвета; когда же наступил день - 
взглянули через 
долину и увидели, что там, где был лес, террасы полей и прорезанные тропинками 
луга, появилось 
одно красное веерообразное пятно и на краю его несколько деревьев лежало вверх