пещеры, но не нашел никакой даже самой крохотной лазейки. Зато ему на глаза 
попался большой и острый нож великанши. Схватил пастух этот нож и давай долбить 
им камень, которым был завален вход в пещеру. Продолбил он дыру и вылез наружу, 
а уж там со всех ног припустил домой. Так и добрался до хутора цел и невредим.
Каждый год на рождество Краука устраивала большой пир. Взяла ее как-то досада, 
что нет у нее на закуску человечьего мяса, и вот вечером в канун сочельника она 
отправилась в селение. Однако все верхние хутора Миватнсвейта оказались пустыми,
 их обитатели уехали в церковь в Скутустадир, потому что в тех местах был 
обычай служить службу в ночь на сочельник. Рассердилась Краука, что зря 
проходила, и тоже отправилась в Скутустадир. В церкви собралось много народу. 
Подошла Краука поближе и видит, сидит у самой двери мужик. Она протянула руку и 
хотела вытащить его из церкви, но он уперся и стал звать на помощь. Мужики, что 
были в церкви, поспешили ему на выручку и всем скопом навалились на Крауку. 
Однако она крепко держала мужика и ни за что бы его не отпустила, если бы не 
вывалился кусок церковной стены. Говорят, будто после этого она пронеслась по 
воздуху, крикнув, что дыра в церковной стене останется навсегда. И слова ее 
оказались вещими: южная стена в Скутустадирской церкви стоит с дырой и поныне.
Краука так сильно разозлилась на жителей Миватнсвейта, что поклялась отомстить 
им страшной местью. На пастбищах Миватнсвейта было большое озеро. Краука пришла 
туда, наломала деревьев, перемешала с камнями и дерном, и у нее получился 
большой тяжелый плуг. Этот плуг она протащила через весь Миватнсвейт и 
пропахала глубокую длинную борозду.
— Отныне здесь будет река! — сказала Краука и пустила туда воду. — И доколе в 
Миватнсвейте живут люди, моя река будет ежегодно затоплять их луга и пашни. Она 
так засорит корягами и камнями эти земли, что людям придется их бросить.
Эта река и поныне течет по руслу, пропаханному великаншей. Люди называют ее 
рекой Крауки. Нрав у реки коварный и злой. Она ежегодно подмывает берега и 
заносит покосы песком и глиной. Многие земли там уже брошены, они так и лежат 
загроможденные камнями, хворостом и корягами — всем, из чего Краука когда-то 
смастерила свой плуг. Заросли у озера Миватн поредели, теперь там едва хватает 
леса для сооружения плотин на реке Крауки, и старые сведущие люди говорят, что 
проклятие Крауки еще долго будет тяготеть над жителями Миватнсвейта.



ЙОУН И СКЕССА

Жил на Севере один крестьянин, который имел обыкновение каждую осень и зиму 
уезжать на острова Вестманнаэйяр ловить рыбу. У крестьянина был сын по имени 
Йоун. В то время он был уже взрослый. Йоун был парень умный и расторопный. 
Как-то раз отец взял его с собой на острова ловить рыбу. Все прошло 
благополучно, и больше про их поездку ничего не говорится.
А на другую осень отец отправил Йоуна на острова одного, потому что сам был уже 
немолод и такая работа была ему не под силу. Но прежде чем Йоун уехал, отец 
строго-настрого наказал ему ни в коем случае не делать привала под скалой, 
возвышающейся на склоне холма, по которому проходит дорога. Йоун дал отцу слово,
 что ни беда, ни ненастье не заставят его остановиться в этом месте, и уехал. У 
него было с собой три лошади — две вьючные и одна верховая. На зиму он 
собирался оставить их в Ландэйясанде, как обычно делал отец.
Поездка Йоуна протекала благополучно, и вот наконец он подъехал к холму, о 
котором говорил отец. Был полдень, и Йоун надеялся, что до вечера успеет 
миновать скалу. Но только он с ней поравнялся, как налетел ветер и начался 
дождь. Огляделся Йоун и увидел, что удобнее места для привала не найти — и 
травы для лошадей много, и есть где укрыться от ливня. Не мог он взять в толк, 
почему бы ему тут не заночевать. Думал он, думал и наконец решил остаться. 
Расседлал лошадей, стреножил их и вдруг увидел вход в пещеру. Обрадовался Йоун, 
перетащил туда свои пожитки и расположился поужинать. В пещере было темно. Не 
успел Йоун приняться за еду, как в глубине пещеры раздался вой. Йоуну сделалось 
жутко, и он призвал на помощь все свое мужество. Достал он из мешка с провизией 
вяленую треску, содрал с нее кожу до самого хвоста, обмазал рыбину маслом, 
снова натянул кожу, швырнул треску в глубь пещеры и крикнул при этом:
— Эй, кто там, берегись, чтоб не зашибло! А коли хочешь, бери и ешь эту рыбу!
Вскоре плач прекратился и кто-то начал рвать рыбу зубами.
Йоун поужинал и лег спать. Вдруг зашуршала галька у входа в пещеру. Он 
пригляделся и увидел страшную скессу, от нее исходило какое-то странное сияние. 
Йоуну стало не по себе. Скесса вошла в пещеру.
— Чую человечий дух в моем доме! — сказала она, прошла в глубь пещеры и 
сбросила на землю свою ношу. Своды пещеры дрогнули. Потом Йоун услышал 
приглушенные голоса.
— Лучше сделать, чем не сделать, и горе тому, кто за добро не заплатит добром,
 — произнесла скесса и со светильником в руке направилась к Йоуну.
Она поздоровалась с ним, назвала по имени, поблагодарила, что он накормил ее 
детей, и пригласила его к себе в гости. Йоун принял ее приглашение, и скесса, 
подцепив мизинцем ремень, которым были перетянуты его пожитки, перенесла их в 
глубь пещеры. Там Йоун увидел две постели, на одной лежали двое детей. Их-то 
плач он и слышал. В углу валялась огромная связка кумжи, которую скесса 
наловила в тот вечер, от этой-то кумжи и шло призрачное сияние, напугавшее 
Йоуна.
— На чью постель ты ляжешь, на мою или на детскую? — спросила скесса у Йоуна.
Йоун сказал, что на детскую. Тогда она уложила детей на полу, а Йоуну постелила