бедный, что второго такого ты не встретишь под нашими небесами, ничего у меня 
за душою нет, а то, что есть, заработано потом и кровью. Я человек спокойный, 
живу тихо, в трудах и заботах, никогда ни с кем не ссорюсь и не спорю, никогда 
и ничем воды не замутил…
— Ну, хорошо, хорошо, достаточно. Скажи, как тебя зовут?
— Меня? Как зовут? Ох, сейчас скажу, да, да… Но я ничего плохого не сделал… Я 
вообще не способен ни на что плохое… Все, кто знают твою мудрость, скажут тебе… 
Я не говорю это, чтобы хвалить себя, но ты можешь спросить кого угодно… Более 
доброжелательного человека, чем я, найти невозможно! Я ведь с детства так 
воспитан: никогда не скажу «нет!», всегда скажу «да!».
— Имя, имя! Перестань стонать и охать, скажи, как тебя зовут!
— Меня-то? Сейчас, сейчас… Ох уж… Да что и говорить, для меня это такая 
огромная честь — собственными глазами видеть визиря! Мало того, беседовать с 
визирем, назвать ему свое имя! О, великий аллах, какое это счастье! А зовут 
меня Насреддин…
— Да, правда… Я ведь звал тебя! Но до чего же ты успел мне надоесть своей 
болтовней, а мы еще и не начинали разговора! Вот что, Насреддин, скажи мне, 
только без лишних слов, что обо мне говорят люди?
— О тебе? Да такое говорят, что лучше ничего и сказать нельзя.
— Это обо мне-то, который камня на камне не оставил во всей округе? Который 
сажает всех в тюрьмы, режет и убивает безо всякой жалости, грабит, выгоняет 
людей из домов? Как можно говорить обо мне хорошее?
— Да, да, все говорят о тебе только хорошее… и стар и млад… и мужчины и 
женщины… все хвалят тебя… благословляют… клянутся именем твоим…
— Ну, ладно, ладно, хватит… А ты, Насреддин, что обо мне говоришь?
— Я? Я говорю, что другого такого прекрасного правителя, как ты, нет на белом 
свете! Я говорю, что в сердцах наших потому расцветает счастье, что мы живем 
под сенью твоей…
— Ох, Насреддин, Насреддин, не говоришь ты мне правды… Но послушай, что я тебе 
скажу. Мало у меня друзей, конечно, но знаешь ли ты, что среди этого небольшого 
числа друзей находишься и ты?
— Я?! Я — друг визиря?! Нет, это невозможно. Слишком я маленький человек для 
этого. Мне даже во сне такое не снилось…
— Да, с сегодняшнего дня и до конца своей жизни ты будешь моим самым лучшим 
другом. И в знак своей любви и дружбы я дарю тебе этого мула. Я хочу, чтобы ты 
мог совершать на нем прогулки в свое удовольствие, возить все, что тебе 
вздумается… А через год ты вернешь мне его с приплодом. Понял?
— Да продлит аллах твою жизнь, благословенный господин! Да сопутствует тебе 
удача во всех твоих делах! А что касается меня, то почему же через год я не 
верну тебе мула с приплодом?
Взял Насреддин мула под уздцы и вывел его из крепости. Затем уселся на него 
верхом и проскакал через весь город и базарную площадь, вздымая клубы пыли. Все 
горожане увидели его на муле и очень удивлялись. Кто-то спросил:
— Где ты взял, Насреддин, этого мула?
— Мне подарил его визирь в знак дружбы!
— Подарил визирь в знак дружбы? Как же ты сумел подружиться с визирем?
— А вот сумел и подружился! Когда приходит удача, открывай дверь шире! Правда, 
у подарка есть свой секрет, да ладно уж… Может, обойдется…

— Какой же это секрет?
— Да вот, велел он мне через год вернуть этого мула с приплодом.
— Мула с приплодом? Да что ты? Кого же этот мул, по-твоему, родит?
— Вы, конечно, правы, дорогие друзья, — ответил Насреддин. — Я тоже знаю, что 
до сих пор ни один мул еще никого не родил, но ведь в году триста шестьдесят 
пять дней! Фью! До тех пор или я помру, или мул околеет, или черти сожрут 
визиря, провались он пропадом! А сейчас я буду кататься на муле в свое 
удовольствие! Недаром говорят — что бог ни делает, все к лучшему.




ЕШЬ МЯСО, ЧУРК
[32]
!


Позвали однажды Насреддина в гости. Он как был после работы, так и отправился 
туда, не заходя домой и не переодеваясь. Хозяева увидели, что он в старой и 
поношенной одежде, и посадили его в самый дальний угол комнаты.
Позвали Насреддина в этот же дом еще раз. Насреддин надел новый чурк — выходное 
пальто, подбитое мехом, — и отправился в гости. Хозяева увидели, что на нем 
новый богатый тулуп, и усадили его во главе стола.

Когда хозяева и гости приступили к еде, Насреддин поднял полу чурка, сунул ее в 
котелок с чорбой
[33]
и проговорил:

— Раз уж тебе такой почет, мой чурк, то ты и ешь это мясо и хлебай эту чорбу!