Но при малейшей тошноте жены, самом малейшем капризе или  нездоровье,
каковыми  всегда  сопровождается  беременность,  король  сразу  мчался  за
свистком, и добрая фея тут же появлялась. Она не раз ласково пеняла обоим,
говоря, что звать ее следует, когда это действительно надо;  но  король  с
королевой разбирались в том, когда надо и когда не надо, ничуть не  лучше,
чем тысячи  самых  обыкновенных  людей,  и  добрая  Мими  в  конце  концов
почувствовала, что благодарность иногда превращается в большую  обузу,  но
по доброте своей ни разу не дала этого понять.
     Беременность королевы протекала прекрасно, но  едва  начались  первые
родовые боли, голова у короля пошла кругом  и  он  дул  в  свисток  больше
четверти часа подряд; уже и фея появилась, а он все свистел.  На  сей  раз
Мими ни в чем его не упрекнула -  ведь  присутствие  ее  было  необходимо,
чтобы одарить всевозможными совершенствами дитя, которое  через  несколько
минут  после  ее  появления  произвела   на   свет   королева.   То   была
очаровательная маленькая принцесса; Мими  взяла  ее  на  колени  и,  желая
одарить ребенка без спешки, как в целом так и во всех частностях, начала с
рук и сказала: "У нее будут белые и  красивые  руки".  Но  тут  в  комнате
показалась фея Бурьянница: "Никто этого  не  увидит  без  моего  согласия.
Одаривайте ее, Мими, одаривайте сколько угодно, меня вам  не  одолеть",  -
заявила она и в бешенстве уселась в свою колесницу,  запряженную  ужасными
нетопырями. Подобная любезность повергла всех в полное смятение. Фея,  как
могла, успокоила  остолбеневших  от  изумления  супругов  и  пообещала  не
покидать их и утешать в несчастьях. Шепотом она одарила  красивую  девочку
всеми достоинствами и решила унести свисток, из-за  которого  ей  пришлось
столько бегать впустую, уверив короля с королевой, что  он  им  больше  не
нужен и что она сама станет неусыпно печься об их интересах.  У  маленькой
принцессы благодаря дару Мими были такие белые и  красивые  руки,  что  ее
прозвали принцессой Белоручкой: всякий, кто хоть  раз  их  видел,  не  мог
звать ее иначе.
     Возможно, родители и не  давали  ей  другого  имени:  окружающие,  во
всяком случае, звали ее только так.
     Детство ее не может служить похвальным примером. Король  с  королевой
воспитывали девочку как могли и как умели; могли и умели они не много,  но
добрая натура девочки помогла делу.
     Когда фее Бурьяннице случалось проходить мимо - а случалось это очень
часто по причине соседства, - она пугала маленькую принцессу злыми  духами
или вырывала у нее куклу; помимо прочих гадостей,  она  обычно  давала  ей
пару пощечин и восклицала: "Ну до  чего  же  она  безобразная!"  При  этих
словах маленькая принцесса всякий раз принималась  плакать,  но  король  с
королевой, любившие ее до безумия, утешали  ее  и,  похлопывая  по  спине,
говорили, правда, совсем шепотом: "Все она врет, эта фея  не  плачь,  дитя
мое, ты очень мила".  При  этом  добрые  родители,  не  забыв  угрозу  феи
Бурьянницы, твердили друг другу: "Наверное, нам она  позволяет  видеть  ее
такой, какая она на самом деле; заклятие на нас  не  распространяется;  не
правда ли,  она  очаровательна,  женушка?"  -  говорил  король.  "Конечно,
муженек", - отвечала королева. Сказать  по  правде,  им  она  должна  была
казаться безобразной, как и всем, кто ее видел; но  отцы  и  матери  будут
слепы до тех пор, покуда существуют на земле дети.
     Однако фея Бурьянница с ее  изощренным  злонравием  позволила  видеть
девочку такой, какой ее создала  природа,  то  есть  очаровательной,  всем
горбатым и калекам, так  что  все  увечные,  увидев  ее,  страстно  в  нее
влюблялись, и, когда в деревне появился горбун,  девочки  говорили:  "этот
для королевской дочки".
     Но напрасно все эти уроды славили ее и ластились к ней, она не  могла
привыкнуть к их наружности и без конца устраивала над ними всякие проказы;
больше всего она потешалась, заводя с ними беспрерывные беседы об их горбе
и не давая ни на минуту поверить, что им удастся как-то сгладить или ловко
скрыть его от ее глаз.  Она  расспрашивала,  какое  несчастье  сделало  их
калеками, и без конца сравнивала один  горб  с  другим,  причем  всегда  в
присутствии их обладателей. Таким образом, она в конечном счете  в  пух  и
прах сокрушала всех горбатых принцев и прочих дворян, каковые с тех давних
пор стали именовать себя развалинами, и избавилась от них раз и  навсегда.
Так что, когда  в  один  прекрасный  день  принцессу  заметил  принц,  сын
соседнего короля, отправленный родителями в путешествие, ни одного горбуна
рядом с нею не было;  По  правде  говоря,  принц  обратил  на  нее  больше
внимания, чем того заслуживала ее невзрачная  наружность,  но  его  мучила
жажда, и он сказал:
     "Милое дитя, нельзя ли мне испить воды?" Белоручка, не  приученная  к
особым почестям, предложила принцу, который очень ей  понравился,  отвести
его к роднику, да так учтиво и изящно, что тот был очарован. Беседа с  нею
отнюдь  не  развеяла   благоприятного   впечатления,   произведенного   ее
кротостью; с удивлением и восторгом узнал он, что  перед  ним  королевская
дочь. Простое платье не позволило ему  угадать  в  ней  столь  благородную
особу и извиняло ту вольность  в  обращении,  которую  он  себе  позволил.
Принцесса  с  белыми  руками  разумно  отвечала,  что  богатства  даруются
судьбой, а чувства  -  доброй  натурой.  Эта  столь  уместная  банальность
внушила принцу больше почтения к девушке, чем если бы  она  предстала  его
взору на золотом  троне,  усыпанная  бриллиантами  и  в  окружении  самого
блистательного двора. Но когда они подошли к роднику и принцесса вынула из
кармана чашку, чтобы дать юноше воды, он увидел ее красивые руки,  которые