пропал у него сон, и чтобы ночью  хоть  немного  отдохнуть,  принимал  он,
ложась в постель, горькие сонные капли.
     Весь-то день провела королева в тяжелой заботе.
     - Если он меня слышал, - рассуждала она, - неужели он так жестоко  ко
мне равнодушен? А если  не  слыхал,  что  ж  мне  такое  придумать,  чтобы
услышать он мог?
     Не было у нее больше никаких необычайных редкостей, и хоть  и  всегда
драгоценные камни дороги, но надо было что-нибудь особое найти, чтобы вкус
Пеструшки раззадорить, и опять взялась королева за  свои  волшебные  яйца.
Разбила она третье: и выехала из него  маленькая  карета  из  полированной
стали, вся украшенная золотом. Была она запряжена шестью зелеными  мышами,
на козлах сидел розовый крысенок, а форейтор,  тоже  крысиного  рода,  был
серо-льняной масти. Внутри кареты помещалось  четверо  марионеток,  только
были они гораздо  живей  и  хитрей  тех,  что  показывают  на  ярмарках  в
Сен-Жермене и Сен-Лоране. Замечательные  штуки  они  выделывали!  Особенно
двое маленьких цыганочек так отплясывали  сарабанду  да  пасспье,  что  не
уступили бы Леансу.
     Королева была в восторге от этого нового дивного творенья некромании,
но не сказала ни слова до вечернего часа, когда Пеструшка отправлялась  на
прогулку. Тогда королева вышла в аллею  и  пустила  скакать  своих  мышей,
которые везли  карету,  крысят  и  марионеток.  Так  эта  штука  Пеструшку
подивила, что она воскликнула:
     - Милка-Замарашка, Милка-Замарашка, хочешь ты пять золотых за  карету
да за запряжку мышиную?
     - Спросите-ка вы у  ученых  да  у  докторов  королевства,  -  сказала
Флорина, - сколько такое чудо может стоить, за такую цену я и уступлю.
     А Пеструшка, которая не любила себе ни в чем отказывать, заявила ей:
     - Говори прямо цену, да не надоедай мне своей грязной особой!
     - Еще разок в Говорящем Кабинете переночевать, - отвечала Флорина,  -
вот все, что я прошу.
     - Иди, - сказала Пеструшка, - уж так  и  быть,  дура  ты  бедная,  не
откажу я тебе.
     А обернувшись к своим дамам, добавила:
     - Вот глупая тварь, такие редкости продает ни за что.
     Наступила ночь. Флорина все высказала,  что  только  могла  придумать
самого нежного, но опять она зря  старалась,  как  и  раньше,  потому  что
король никогда не забывал принимать своих сонных капель. А лакеи дворцовые
между собой толковали:
     - Конечно, сумасшедшая эта крестьянка; чего она всю ночь рассуждает?
     - А что ни говори, - отзывались другие, - не так глупо она причитает.
     С нетерпением дожидалась она дня, чтобы узнать, слышал ли ее король.
     - Глух этот варвар жестокий к моим речам! - говорила она. - Не слышит
он больше дорогую свою Флорину! А я по слабости своей все еще  люблю  его!
Да, правда, заслуживаю я его презренье!
     Но, сколько она ни рассуждала, не могла она себя от  любви  излечить.
Только одно яичко у нее в сумке и оставалось, решила она к нему прибегнуть
и расколола его. И тут же из скорлупы появился  пирог,  украшенный  шестью
птицами,  на  славу  изжаренными,  ломтиками  сала   обложенными,   вообще
мастерски  изготовленными;  притом  пели  они  дивными  голосами,   судьбу
предсказывали и умели лечить от всяких  болезней  лучше  самого  Эскулапа.
Осталась королева довольна таким чудом, и пошла она в переднюю к Пеструшке
со своим говорящим  пирогом.  Ждет  она,  покуда  та  выйдет,  а  один  из
дворцовых лакеев к ней подошел и говорит:
     - А знаете ли, Милка-Замарашка, что коли бы король капель  сонных  на
ночь не принимал, вы бы ему никакого покоя не дали, потому что всю-то ночь
болтаете, так что сил нет.
     Тут Флорина поняла, почему ее король не слышал. Пошарила она у себя в
суме и говорит:
     - Не боюсь я королевского покоя нимало нарушить, и  коли  бы  вы  ему
нынче с вечера тех сонных капель не дали, а я бы в том кабинете спала, так
все вот эти жемчуга и алмазы вашими были.
     Лакей на то согласился и обещал свое слово сдержать.
     Через несколько минут появилась Пеструшка,  заметила  королеву  с  ее
пирогом, а та притворилась, будто съесть его хочет.
     - Что ты делаешь, Милка-Замарашка? - спросила она.
     - Госпожа моя, - отвечала Флорина, - кушаю я  астрологов,  музыкантов
да лекарей.
     В тот же миг птицы принялись петь благозвучней  сирен;  а  потом  все
сразу закричали:
     - Дайте монетку, а мы судьбу вам предскажем!
     А одна из уток, которая в середине сидела, громче других прокричала:
     - Кач! Кач! Кач! Я  -  великий  врач!  Нет  меня  полезней  ото  всех
болезней, всякую хворь мигом излечу, только от любви лечить я не хочу!
     Пеструшка рот разинула от  удивления,  никогда  еще  такого  чуда  не
видала. И начала она восклицать:
     - Ну и пирог! Ну и пирог! С места мне не сойти!  Хочу,  чтоб  он  был
мой! Эй! Эй! Ну-ка, говори скорей, Милка-Замарашка, что тебе за него дать.
     - Переночевать бы еще ночку в Говорящем Кабинете - ответила  Флорина,
- а больше ничего мне не нужно.
     - Ладно уж,  -  сказала  великодушно  Пеструшка  (развеселилась  она,